Зикин выстрелил почти в упор в рот Бурбенкеру, оборвав его крик «хох».
— Гранатами! — приказал Гласов.
— Гранатами! — кричал в ходе сообщения, возле правого блокгауза, Алексей Лопатин.
Фонтаны земли, смешанной с осколками и битым кирпичом, как неожиданный барьер, возникли на пути немцев. Одни каратели залегли в лощине, другие упали навзничь за развалинами конюшни. Третьи, лежа на почерневших сразу полянках двора заставы, вдыхали сладковатый запах тления. Он расползался по двору с особенной силой, когда гранаты пограничников взрывались на трупах убитых здесь позавчера нарушителей.
* * *
Воинская часть, присланная для поддержки карательной роты из Сокаля, снова открыла огонь по заставе изо всех орудий, сведенных стволами в одну цель. Начался минометный обстрел. Повсюду стали рваться мины. Их громкое, завывающее кваканье сплеталось с разрывами снарядов.
Раньше, когда фашистские артиллеристы вели огонь из орудий от церкви, снаряды рвались только в верхних этажах. Теперь они зарывались в груде кирпича, принося еще меньший вред защитникам советской границы.
Значительно хуже было вести немцам прицельный огонь по заставе со стороны моста в Ильковичах. Подвальная часть здания с этой стороны сидела глубоко в земле, и только кое-где из земли выглядывали маленькие окошечки. Возле них сидели пограничники, не давая своим огнем противнику прицеливаться как следует. Часто случалось так, что гитлеровские орудия с задранными стволами молчали до ночи, потому что фашисты не могли подослать к ним — на смену мертвому расчету — живых артиллеристов.
Однако немецкие офицеры решили любыми средствами подавить сопротивление непокорной заставы и направляли к ней новых солдат.
Маленький гарнизон пограничников редел все больше. Усталые, не знающие сна уже несколько суток, полуголодные, советские пограничники часто, оставаясь в одиночестве у бойниц, помимо своей воли начинали дремать. Лопатин приказал дежурить у брешей по двое. Если ранили одного пограничника, его сразу же уносили вглубь подвала, а на его место садился другой боец с автоматом в руках, с запасной винтовкой за плечами. Но пробоин в стенах здания становилось все больше, пограничников все меньше.
В этом нарастающем грохоте канонады в подвал ворвался Максяков. Он подскочил к ведру с водой. Женщины думали, что Максяков хочет напиться, но он схватил ведро и помчался обратно.
— Оставь, то для хлопчика! — крикнула Погорелова.
— А там пулеметы закипают! — задерживаясь на минуту, крикнул Максяков. — Ночью накачаем! — и вполголоса сказал: — Косарева убило!
