Так, известно дело от 12 ноября 1407 г., когда на открытии очередной сессии Парламента отсутствовали все президенты суда. Более того, лишь один — Анри де Марль — отсутствовал по уважительной причине, он проводил выездную сессию суда в Нормандии. Остальные отсутствовали вовсе не в связи с парламентскими делами. Ги де Буаси отправлял правосудие во владениях герцога Бургундского, Пьер Бошэ находился в своих владениях у себя дома, Жак де Рюильи находился в Анжу, Робер Може налаживал свои дела в Пуату. Данные факты получили огласку, и в Парижском Парламенте разразился скандал. На заседании Высшего суда королевства так назвали поведение президентов суда: «это большое бесчестье для короля, его суверенного суда и Парламента»[251].
Седьмой принцип деятельности Парижского Парламента: запрет на совмещение должностей в Парламенте с другими должностями в государственных органах.
Данный принцип напрямую связан с предыдущим: поскольку чиновник обязан был лично присутствовать на заседаниях Парламента и свою работу выполнять сам, постольку у него не могло быть времени на иную какую-либо работу.
При вступлении в должность чиновники Парламента приносили клятву, что будут служить только королю и никому другому.
Исследователь средневековой Франции Цатурова С.К. так объясняет причину введения соответствующего принципа деятельности Парламента: «в основе этого запрета лежит христианское вероучение, согласно которому деятельность человека была неотделима от божественного промысла, предназначения. Работа, воспринимавшаяся не как способ зарабатывать на жизнь, а как доля и судьба, не допускала совмещения разных дел и, таким образом, неисполнения человеком целиком своего предназначения»[252].
Однако думается, что причиной послужили и чисто практические соображения, связанные с работой Высшего суда королевства. Если чиновник будет отвлекаться на иную работу, он будет меньше времени посвящать своим обязанностям в рамках Парламента; таким образом, возникнет риск затягивания судебных процессов, что в свою очередь было неприемлемо для работы данного государственного органа.
Более того, как было отмечено выше, парламентская корпорация воспринимала себя как нечто единое целое, как «продолжение института короля», дворянство мантии. Дабы сохранить свой статус, особое к себе отношение, уникальную атмосферу Парламента — высшего королевского суда, — Парижский Парламент не допускал «прикосновения» своих советников к иным «некоролевским» видам деятельности.
