Пространство для тел
Что делает с телами умерших общество, во многом зависит как от верований относительно посмертного существования, так и от отношения к смерти как таковой. Быстрое уничтожение тела при кремации с последующим развеиванием пепла и отсутствием мемориальной таблички можно рассматривать как противоположность мумификации, проводилась ли она в скрытых гробницах чинчорро в Чили или в запечатанных пирамидах в Египте. Можно согласиться с Майклом Рейганом, что в кремации отрицается похоронная архитектура, но его философский стиль приводит к чрезмерно экспрессивной идее, что «пространство смерти более не ограничивается структурированным пространством. Оно становится самим пространством, всем пространством. Нематериальное тело становится таким же нематериальным, как и душа»[149]. Он просто игнорирует возникновение постоянных крематориев как основной вклад ХХ века в историю смерти в человеческой культуре. Крематории такого же типа, как «Golders Green» в Лондоне, величественное строение, спроектированное Асплундом в Стокгольме, или гигантский крематорий в Сеуле, для многих современных городов выступают в том же качестве, что и пирамиды в Древнем Египте, став местом, где проводятся связанные со смертью ритуалы и где также могут располагаться места поминовения мертвых[150]. Хилари Грейнджер написала авторитетное исследование на материале Великобритании, предложив огромный объем материалов о территориальном расположении этих переменчивых центров человеческих эмоций[151]. Петерссон и Вингрен также выдвинули интересные идеи относительно проектирования мемориалов, а Вингрен описал происхождение «ландшафтов перехода», которые воспроизводят переживание природы и скорости перемещения по разным местам, включая те, в которых случались происшествия[152].
Оценить, каким образом эмоция запечатлена и выражена, конечно, непросто, хотя одно исследование конца ХХ века смогло показать эмоциональную заряженность крематориев, назвав их «священными местами» своего рода[153]. Линдсей Джонс[154] авторитетно писал об обаянии, которое может исходить от архитектурных форм определенных мест. Что касается пространства и мертвых, оно стало гораздо более осмысленным благодаря понятию «ландшафты смерти» (deathscapes), а также иных пространственных контекстов и материальной культуры, посредством которых общества придают какой-либо смысл своим мертвым[155]. Некоторые исследователи, включая моего коллегу Джонатана Майлз-Ватсона
