Согласно американской версии, корень зла не в количестве и специфике оружия, не в концепциях его использования, а в степени «прозрачности» военной деятельности сторон. «Непосредственная угроза просчета или внезапного нападения, – вещает руководитель американской делегации в Стокгольме Дж. Гудби, – основывается главным образом на том факте, что, когда крупные контингенты войск выводят из казарм или гарнизонов или передислоцируют на позиции, напоминающие позиции военного времени, то подобные действия начинают вызывать сомнения, вопросы и тревогу». «Нетрудно представить себе, – передает он «смысл позиции стран НАТО», – что это может повлечь за собой либо внезапное нападение, либо, безусловно, какие-то недоразумения, которые в конечном счете могут быть не менее опасными».
Примем сказанное к сведению. Допустим, что Гудби нарисовал реальную картину бытия. Если так, то почему же США и их союзники противятся ограничению масштабов военных учений? Почему они против охвата мерами контроля «автономной» деятельности американских ВВС и ВМС? Почему Вашингтон против распространения мер контроля на переброску войск? Или есть способ их перебрасывать, не выводя из казарм? Таких почему не одна дюжина наберется. И все они без ответа, ибо увертки за ответ не зачтутся. Судите сами: ограничивать масштабы учений нельзя, возражают западные представители, поскольку это «осложнит обучение». Наверное, не упростит, но ведь в равной мере для обеих сторон. Нет, НАТО это не подходит. Уведомления о действиях на море мыслимы, заявляют нам, только в тех случаях, когда существует «функциональная связь» между учениями и действиями вооруженных сил на суше и соответствующими действиями военно-морских сил. Пойти на большее значило бы для США «оказаться в затруднительном положении». Страны Варшавского договора в состоянии нести такие издержки, а «открытому» натовскому сообществу этакая открытость ни к чему. И т. д.
«Практичность» быстро иссякает там, где на арену выходит принцип взаимности. «Прозрачность» оказывается сродни узкокорыстным, разведывательным потребностям Запада. Получается, рассуждения о «конкретных предложениях», служащих будто бы «предотвращению опасности просчета», – для отвода глаз.
Тем не менее натовская «конкретика» рекламируется как более перспективная в противовес якобы слишком «общим» предложениям СССР и других социалистических стран. Позвольте, что может быть более практичным и конкретным, чем освобождение Европы от химического оружия или создание на Европейском континенте безъядерных зон? Что абстрактного в обязательстве ядерных держав не применять ядерное оружие первыми? Оно отклоняется – и это не таят – не по причине его «расплывчатости», а из-за несовместимости с доктринами НАТО. Что неясного и общего в предложении заключить Договор о неприменении военной силы и поддержания отношений мира, который исключил бы использование первыми друг против друга как ядерных, так и обычных вооружений? Очевидная надуманность возражений против идеи такого договора и негативная реакция на них общественности понудили Вашингтон в последнее время намекнуть на возможность «обсуждения вопроса о ненападении сразу же после того, как она (другая сторона) начнет соглашаться на конкретные, обязывающие, практические меры». Натовский вариант – прими мои требования, тогда я, быть может, еще воздержусь нападать на тебя.
