, это тоже не так. Это просто мимолётное воспоминание. Однако оно очень отчётливо. Чем больше вы практикуете, тем более отчётливым оно становится. В этом заключается парадокс: его невозможно найти, однако невозможно найти и ничего более отчётливого.
Мы проводим уйму времени, пытаясь добиться точности, конкретизируя, просто стараясь сделать всё плотным и устойчивым. Мы также проводим уйму времени, пытаясь притупить, смягчить или отодвинуть подальше эту отчётливость. Когда мы пробуждаем свои сердца, мы полностью меняем этот паттерн, но не через создание нового паттерна. Мы всё дальше и дальше уходим от конкретизации, придания вещам плотности и вечных попыток поставить свои ноги на какую-то устойчивую опору. Это движение прочь от комфорта и безопасности, выход за переделы известного в неизведанное и нестабильное, который называется просветлением, освобождением. Кришнамурти говорит об этом в своей книге «Свобода от известного»>[2], а Алан Уоттс – в «Мудрости ненадёжности»>[3]. Всё это об одном и том же.
Если вы не заметили, обычно мы относимся к вещам по-другому. Обычно мы пытаемся найти твёрдую почву, чтобы устойчиво встать на неё. Мы словно летим на Луну в космическом корабле, смотрим вниз на крошечную планету Земля, вдруг осознаём, что всё гораздо масштабнее, чем может представить себе чей-либо ум, и, не справляясь с этим осознанием, впадаем в тревогу относительно того, что мы будем есть на обед. Вы летите в открытом космосе, испытываете чувство безграничности мира – и вдруг сводите всё к крошечному мирку тревоги об обеде: что лучше съесть – гамбургер или хот-дог. Мы делаем это постоянно.
В афоризме «Исследуй природу нерождённого осознавания» интересно слово «исследуй». Мы не просто смотрим и видим: «А, теперь я всё понял»; именно процесс исследования и осмысления ведёт нас к способности расслабляться в ненадёжности, нервозности или беспокойности. Из этого возникает большая радость.
«Исследуй природу нерождённого осознавания». Просто исследуйте природу того, кто обладает прозрением, – осмысляйте её. Мы можем поставить под сомнение свою плотную идентичность, это ощущение человека, застывшего во времени и пространстве, монолит «я». Когда во время сидячей практики мы мягко говорим «мысли», возникает знак вопроса: а кто же думает эти мысли? Кто и что сгущает? Что и с кем происходит? Кто тот «я», который думает, отмечает мысли, возвращается к дыханию, испытывает боль или ждёт не дождётся обеда?
