Почему я ничего не замечал?
Ее замужество… разве могло оно быть счастливым, если она согласилась на брак, поддавшись разочарованию и назло мне?
— Она все время ссорились, — донеслись до меня слова Шоко. — Она его постоянно упрекала, всегда подначивала его, говорила, что он недостаточно хорош и ему недостает храбрости. Утром оба бывали в синяках. У него — руки, у нее — лицо. А той ночью они ругались еще сильнее, чем обычно. Что-то там случилось. Что-то…
Ее страх был почти осязаем. Он исходил от нее и заполнял пустоту, постепенно образующуюся у меня в груди.
— Меня там не было, господин, так что точно я тебе ничего не скажу. Знаю только, что его нашли мертвым, а она закрылась в своих комнатах и запретила приближаться к ней. Потом она стала постоянно носить эту маску. Говорят, чтобы скрыть следы того, что он сотворил с ней.
Сосущее чувство в груди не желало исчезать. Годами я убеждал себя, что Учимитль счастлива со своим мужем, что мой приход только нарушит ее спокойную жизнь.
Ложь. Беспомощная ложь. Они ссорились. Может быть, каждую ночь. Они дрались, и на их телах оставались следы — синяки. Но едва ли со стороны Тлалли дело ограничилось несколькими синяками, если Учимитль до сих пор скрывает лицо.
— Значит, хозяин мертв.
Шоко посмотрела на меня; ее глаза мерцали в солнечном свете.
— Да. Ушел в Миктлан с другими тенями и не вернулся.
— Понятно.
Она покачала головой, словно вдруг вспомнив, с кем говорит:
— Меня там не было. Я ничего не смогла бы сделать. Но…
Ее лицо снова исказилось гримасой — нечто среднее между страхом и яростью.
— Но одно я знаю. Сказали, что господин Тлалли умер из-за остановки сердца, но я в это не верю.
— Врачи подтвердили, что у него было слабое сердце, — тихо ответил я, уже понимая, о чем она собирается мне сообщить.
Шоко снова опустила взгляд:
— Она никогда его не любила. Никогда. Есть ведь яды…
На этот раз я прервал ее до того, как она успела произнести полные ненависти слова:
— Да. Я понял тебя. Спасибо.
Шоко не врала мне, и это было хуже всего. Она в самом деле верила, что Учимитль убила собственного мужа.
Невозможно. Учимитль никогда бы так не поступила.
Так не поступила бы девушка, которую я помнил. Но женщина, которой она стала, женщина, которую я, по слепоте своей, оскорбил пренебрежением?
Я отвернулся, собираясь уходить, и услышал за спиной голос Шоко:
— С тех пор в доме все пошло наперекосяк, господин. Хозяйка тебе этого не скажет, но с тех пор, как умер господин Тлалли, тут что-то неладно.
