Так до самого вечера сидел Арсений на кухне, в окно на улицу глядел. Потом Федор Кузьмич к себе его позвал, устроил на ночь. Пальто старое на полу расстелил, под голову — тряпки какие-то. Арсений только лег, глаза так и стали сами слипаться.
— А ведь я предупреждал его, чем все это кончится, — вдруг говорит Федор Кузьмич.
— Кого? — отозвался сквозь сон Арсений.
— Бонапарта… Предсказывал, что случится… Не поверил он мне тогда, не послушался. Вот и пошел войной…
Утром Васена Власьевна в дверь стучит, Арсения обратно зовет. Пришел Арсений, а в комнате Лукичева Капа.
— Ты уж прости нас, — говорит. — Это все дурак мой. Пошутить вздумал… Выпивши был… Луизку-гулящую подговорил. Напоил ее пивом, она и выступила. Веселились они… Ты уж прости…
— Да что там! — машет рукой Арсений. — И вспоминать нечего!
Лукичева Капа даже прослезилась.
— Вот какой у тебя муж, Васена, — говорит. — Прямо Божий человек…
— Божий-то Божий, — отвечает Васена Власьевна. — Только вот нищий и босой! Дома-то ни копейки! Вон Зинюхины как живут! Вертятся круглый год! То шапки к зиме шьют, то игрушки детские. Перед Пасхой всегда веночки могильные мастерят. А этому все нипочем, всем доволен, и все ему хорошо!
А когда Лукичева Капа ушла, говорит Арсению:
— Я тут белье свое собрала… Все стираное, чистое… Ступай на вещевой рынок, продай что можно… Смотри только — не продешеви! Цену я там тебе написала…
— Белье, так белье, — вздохнул Арсений. Собрала ему Васена Власьевна сумку, набила доверху и отправила из дома. На рынке Арсений нашел место возле забора, разложил товар, стоит, ждет. А вокруг знакомых — полным-полно. Все мимо ходят, только потешаются:
— Ты что это, Арсений? Бельем женским торговать вздумал?
— Что за цены, Арсений? Вон в магазине новое — дешевле. Кто у тебя купит?
— Шел бы ты домой, Арсений! Не позорься! Собирай свои тряпки и ступай!
— Как же можно? — пугается Арсений. — Жена наказала продать!
Потом ребята какие-то стали вокруг бегать, пыль, грязь прямо на белье. Рядом торговец небритый, в телогрейке и с костылями под мышкой.
— А ну прочь отсюда! — погрозил он ребятам костылем. Вся телогрейка его была увешана боевыми орденами и медалями: «За боевые заслуги», «За взятие Берлина», «За освобождение Киева».
— Не нужны медальки для коллекции? — обращался он к прохожим. Многие подходили к нему, покупали.
— Друзей моих усопших награды, — говорил небритый. — Продаю для поддержания вдов. Нужда заставляет…
А как все распродал, исчез куда-то. Перед самым закрытием рынка вновь объявился, уже без костылей. Подходит к Арсению, вином от него за версту тянет.
