Ресницы Дарумы: парадигма Кэмпо-Дзэн | страница 48

В книге «Матенадаран» изображен четвероконечный крест в окружении двенадцати гамматических крестов, где рядом поясняется: «Иллюстрации Эчми-адзинского Евангелия отражают преобразовательную связь двух Заветов, утверждая важнейшие формы христианства…» (стр. 30).

Ваджра

В районе Нью-Дели есть храмовый комплекс Мандир Марг, представляющий собой взаимосвязь и взаимопреемственность всех религий и верований Индостана. Кришнаит и джаин, шиваит и буддист могут найти тут атрибуты своего культа, изображения своих божеств рядом с божествами других, но не чуждых культов. Все здесь сооружено в таком единстве и гармонии, что как бы отражает Космический порядок, который и есть цель всех светлых устремлений духа; а то, как идут к этой цели – это пути, избираемые каждым. И каждый путь по-своему правилен, если он ведет к раскрытию лучших качеств человеческой природы в ее соединении со Вселенским Духом. Именно эту идею и выражает этот храмовый комплекс, в котором, кстати, есть мраморная доска, висящая на одной из стен, на которой на хинди и английском выгравирована надпись, называющая свастику древним индо-арий-ским символом космической гармонии, единством всех светлых начал. Поэтому возможно, что в будущем свастика индусов, мандзи японцев и китайцев и солнцеворот древних славян снова обретут свое истинное значение для европейцев, привыкших воспринимать этот символ негативно.

Вночь полной луны, в год 623-й до нашей эры в одном из районов нынешнего Непала в семье кшатриев родился принц по имени Сиддхартха Гаутама, которому суждено было стать величайшим учителем мира. Взрощенный, как и подобает его положению, в роскоши, получивший соответствующее принцу образование и воспитание, он так же, как и все принцы до него, женился, имел семью.

Но его созерцательная натура, полная безграничного сострадания, не находила удовлетворения в материальном благополучии царского дома. Не познав еще в своей жизни горя, он чувствовал, однако, глубокое сожаление по поводу человеческих страданий. Окруженный комфортом и богатством, он все же осознал идею универсальности этих страданий. Дворец с его многочисленными увеселениями перестает быть подходящим местом для сострадательного принца, и он покидает его. Поняв тщетную суетность в удовлетворении сенсорных наслаждений, в свои двадцать девять лет он отказывается от всех земных радостей и, облачась в желтое одеяние аскета, один, без единой монеты в кармане отправляется в скитание в поисках Истины и покоя.