Но говорить с дворовой шпаной — значит давать повод еще раз пустить в ход кулаки, поэтому Иван спасался тем единственным социальным навыком, которому научился за все это время — полностью погружался в свои выдуманные миры и никоим образом не реагировал на подначки и наезды. Пошпыняют — надоест — перестанут. Главное, с ним заветный блокнот, который парнишка всегда носил с собой и ценил выше всего на свете. В том блокноте красивой вязью лежала недописанная повесть о мальчике и крутом космическом псе Громе, явившемся из иной вселенной, чтобы спасти землян от злых пришельцев.
Который год Иван проводил все свободное время с Громом — прямоходящей немецкой овчаркой в крутой кожаной куртке. Гром всегда юморил, не лез за словом в карман и без лишних слов давал плохишам по мордам — будь то простые забияки или вражеские боевые роботы. Одним словом, космический пес был полной противоположностью создателя и по совместительству его единственным вымышленным другом, ибо реальных не водилось по уже указанной причине.
Все, кто не хотел стать новой мишенью шайки Конька, обходили Перова как прокаженного, и надеяться подросток мог только на свои ноги. И бегать ему, к слову, приходилось чаще, чем легкоатлету на тренировках. Иногда парню удавалось отделаться коликами в селезенке и пропотевшей насквозь одеждой. Обычно — нет.
***
Сегодня ни Витек, ни его прихвостни в школу не пришли, и Ваня до последнего надеялся, что троицу шакалят похитили пришельцы для особо жестоких опытов.
Занятия начались с ненавистной алгебры. Иван на полном серьезе считал квадратные уравнения разновидностью пытки и с непередаваемым нетерпением ждал того славного дня, когда в расписание наконец-то вернется литература, ныне отмененная из-за нехватки учителей.
Классы как таковые тоже упразднили: малышню младше четырнадцати объединили во вторую смену, всех остальных — в первую, со своими обучающими программами. И более унылого, изнуряющего и скучного расписания, чем у старшаков и представить сложно: алгебра, геометрия (зачем?), физика, химия, черчение (для чего?) и русский язык, который Иван и так знал на десять с плюсом. Но делать нечего — придется страдать, а потом еще и наверстывать упущенное, оставаясь на второй, а то и на третий год.
Ольга Григорьевна — пожилая чопорная дама с курчавыми волосами и толстенными очками кислым тоном озвучила задание на последний урок — десять квадратных уравнений, будь они неладны. Иван тяжело вздыхал, подпирал потный лоб ладонью и до скрипа стискивал карандаш, как вдруг иксы и игреки засияли призрачным светом, пожелтевшие листы превратились в голографическую панель, а измазанная меловыми разводами доска — в лобовое стекло, отсекающее кабину звездолета от усеянной бледными точками черноты.
