Насилие, — это когда в тебя входит хрен, которого ты совсем не хочешь. Он лезет в тебя, потому что, самец, к которому прицеплено налитое кровью устройство, элементарно сильнее жертвы. Ты слабее. Ты жертва. И ничего с этим не поделаешь.
Катрин сделала. Двойное убийство.
Флоранс натянула на себя простыню. Нельзя такое вспоминать по утрам. Давно это было. Года прошли. Кэт превратилась из девчонки в ослепительную женщину. Прошла через все круги ада и вернулась к тебе. Она смеется, вспоминая о насилии. Ее и еще опускали, но девчонка вставала, смывала позор обильной кровью врагов, и спокойно шла дальше. Грех позора заслонял грех убийства. Кэт жестока. И она права.
Флоранс неудержимо соскальзывала в воспоминания. Отброшенные далеко, запечатанные всем, чем может запечатать свой давний ужас умный человек. Нет, еще не человек, — девочка, просто девочка. Черноволосая девочка. Неужели почти четверть века миновала? Все расплывется, кроме гадости жаркого полдня…
Отец собирался торопливо. Светлая рубашка с набором орденских колодок никак не желала застегиваться. Летняя военная форма очень шла стройному мужчине. Он был красив, — девочка это понимала, и гордилась папой.
Кондиционер не работал. За окном трещало, — то длинно и дробно, то коротко и хаотично. Фло знала, что это стрельба. Электричество отключили еще ночью, тогда же девочка проснулась от глухих ухающих звуков, от которых дребезжали стекла.
"Переворот" — сказал забежавший в спальню отец. Потом он в одних трусах сидел на корточках у телефона, пытался дозвониться до консульства. Кем он тогда был? Флоранс точно не помнила. Кажется, военно-воздушный атташе. На петлицах красовались авиационные крылышки. Иногда в дом приходили улыбающиеся люди в светлых фуражках. Было весело. В саду готовили вечно подгорающие бифштексы с жаренным во фритюре картофелем и устраивали танцы.
Но в тот день дом был пуст. Прислуга исчезла еще ночью. Радио и телевизор, так же как телефон, не работали. С минарета, что высился в соседнем квартале привычно голосил муэдзин, но его азан[6] казался дрожащим из-за непрекращающегося треска выстрелов. Стреляли у порта и в старом центре. Отец то и дело выбегал на плоскую крышу виллы, пригнувшись за парапетом, слушал. Иногда бодро заверял, что стрельба стихает. До консульства, было двадцать минут езды. Там была охрана. Туда мог приземлиться вертолет для эвакуации. Отец то и дело вспоминал, что в порту стоит корвет под гордым трехцветным флагом республики. Ракеты "Полифем", мощные универсальные автоматы, вертолет, — неужели сброд, вырвавшийся на улицы, не остановит возможность серьезного отпора? Фло ничего не понимала в 76-мм автоматах. Девочки не играют в кораблики и пушки. Почему вертолет не может прилететь сюда и забрать семью капитана Мореля в безопасное место? Ведь папа носит погоны? Он офицер, и их должна защитить армия. Ведь он всегда так говорил.
