— Да-а, помотало вас, — протянул я, заинтересовано разглядывая ювелиров; однако, не воспользоваться их тяжелой ситуацией, я просто не мог. — Я, хан Ядыгар, и сейчас могу для вас и ваших семей стать ярлыком или на сытую и спокойную жизнь или на жизнь, полную унижений и боли. Там сейчас сотни царских ратников рыщут в поисках добычи и пленников. И их вряд ли обманут ваши рубища. Словом, похолопят вас с семьями и продадут какому-нибудь боярину, у которого будете за кусок хлеба и воду горбатиться всю жизнь. Хотя может вам и повезет…
Заголосив во весь голос, оба ювелира распластались на полу и попытались вцепиться в мои сапоги. Пришлось поднимать их и приводить в чувство. Хотя для последнего оказалось достаточным лишь рассыпать перед ними горсть золотых, на которые они тут же завороженно уставились.
— Без всяких вопросов сделаете то, что скажу, получите по сотне золотых монет на каждого. Потом каждого с семьей отправлю туда, куда захотите, — к той кучке монет я добавил еще горсть, эффектно раскинув небольшие золотистые кругляшки. — Решайте.
Их выбор был очевиден… и уже через мгновение к моим услугам была два опытных ювелира с огромным набором инструментов и, главное, сильным желанием работать, что сказалось сразу же. Мне достаточно было показать мои чертежи, как в нарисованных деталях сразу же были опознаны части замка для оружия. Причем один из них даже предложил кое-что поправить в механизме, чтобы повысить его надежность.
Благодаря припрятанным во время осады ценностям из ханской казны я без особых проблем решал все возникающие вопросы. Надо особый горн с хитрым поддувом, Иса с пыхтением его уже тащит; требуется настоящая сталь, в шатер уже несут обломки чьих-то клинков; нужны куски кремня для замка, за пару монет перед шатром выросла целая горка этого камня. Единственным, чего не могли решить деньги, оставалось лишь стремительно убывающее время…
Ближе к вечеру, когда я, падая от усталости, брел по грязной жиже лагеря в свой шатер, на встречу мне, словно специально, попалась кавалькада всадников, разодетых в пух и прах, радостно гогочущих и пьяных. Во главе них на гарцующем жеребце, лапающим расхристанную молодуху, гордым гоголем восседал мой недруг — князь Курбский. Довольный собой, в кольчуге тонкого плетения, с небрежно наброшенным на плечи плащом из переливающихся серебром песцов, он окатил меня таким презрительным взглядом, что, каюсь, едва зубами не заскрипел от жалости к себе и бессилия.
