Бандитская Россия | страница 30
«Братья-разбойники»
Начавшийся XIX век стал наиболее романтичным и наименее; российским из всех периодов русской истории. Европеизация дошла до того, что на французском говорили охотнее и чаще, чем на русском.
О национальном духе вспоминали, главным образом, в годины войн. Все это, разумеется, касалось образованных дворянских слоев. Народ - та самая священная корова нашей историографии, правота которого настолько не подлежит сомнению, что бунты Разина и Пугачева считаются оправданными, - жил своей жизнью, пребывая в полной уверенности, что господам на него наплевать. А господа цепляли одну иностранную заразу за другой, и всё из лучших побуждений. Началось с того, что декабристы начитались книжек французских просветителей, а закончилось революционерами, которые, по выражению Н. Бердяева, соединили учение Маркса с духом Стеньки Разина.
Показатели преступности стали учитываться в России после того, как в 1802 году было образовано Министерство юстиции. Уголовная статистика свидетельствовала о росте преступлений. Если с 1803 по 1808 год их было зарегистрировано 243 тыс., то за 1861 - 1870 годы - уже 599 тыс., а к 1913 году эта цифра увеличилась до 2888 тыс. Путем несложных арифметических действий можно убедиться в том, что с 1803 по 1913 год преступность выросла более чем в 10 раз, тогда как население страны возросло только в 4 раза (с 41 до 168 млн). Она возрастала в либеральное царствование Александра I, уменьшалась при консервативном правлении Николая I и дала невиданный скачок в реформаторскую эпоху Николая II. Искоренить её не сумели ни кнут, ни шпицрутены, ни каторга. Дошло до того, что осенью 1804 года разбойники напали на Серафима Саровского [19]. Преподобному Серафиму, слава о котором уже распространилась окрест, было в ту пору 45 лет. Люди шли к нему в лесную келью за советом и помощью, грабители явились сюда за деньгами. Несмотря на то что в руках у отшельника был топор, он не стал защищаться. Разбойники жестоко покалечили его, но, к своему ужасу и разочарованию, нашли в келье только икону и несколько картофелин. Преподобный с трудом добрался до монастыря и лишь через пять месяцев окреп настолько, что смог вернуться в свое уединение. Напавших на него удалось найти, но по обыкновению мягкий, приветствовавший всех приходящих словами «радость моя», молитвенник неожиданно поставил жесткое условие: разбойники должны быть отпущены; если их накажут, он уйдет из этих мест.