Серые глаза насмешливо сверкнули, и сразу вспомнилось её прежнее высказывание об отношениях с пациентами и коллегами, но я умудрился сохранить невозмутимое выражение лица, спокойно ответил на рукопожатие нового знакомого. Ладонь Филиппа оказалась жёсткой, а ещё от него донёсся лёгкий аромат одеколона, коим я в повседневной жизни пренебрегал. Быть может, зря?
— Ты здесь какими судьбами, Пётр? — полюбопытствовала Лизавета, которая уже пообедала и пила чай.
— По делам заскочил и решил перекусить, — ответил я и поспешил заняться борщом, дабы не возникло нужды поддерживать светскую беседу.
А вот Филипп был отнюдь не прочь почесать языком и болтал просто без умолку, адресуя свою речь, конечно же, не мне. Впрочем, когда уже под конец тарелки супа слух резанула фраза о левостороннем движении, я вскинулся так резко, что это незамеченным не осталось, и Лизавета пояснила:
— Филипп четыре года проработал в Айле.
— А! — протянул я, сообразив, с кем именно угораздило оказаться за одним столом.
Мне бы откланяться, но только-только приступил к плову. Положился на волю случая и прогадал, Лизавета не преминула заметить:
— Сегодня Филиппа утвердили в должности заведующего первой лабораторией. Пётр, ты уже туда ходил? Сколько тебе насчитали за вывод на пик витка, если не секрет?
Я нехотя озвучил сумму, и Лизавета озадаченно приподняла брови.
— Ничего не путаешь? Меньше ста пятидесяти рублей за румб девятого витка — это очень мало.
— Мало? Мне эту сумму пару лет отрабатывать придётся!
— Мало, Пётр. Стандартный тариф — двести рублей.
Лизавета смотрела требовательно и строго, темнить не было никакого смысла, и я пояснил:
— По ходатайству за счёт лаборатории часть затрат должны закрыть.
Тут уж переменился в лице Филипп.
— Я проводил аудит, у нас нет свободных фондов…
Окончание фразы повисло в воздухе столь явной недосказанностью, что я без всякого труда продолжил её сам: «для всяких вольных слушателей». И ещё он наверняка подумал, что меня и представлять ему не стоило. Мол, много чести.
Лизавете отчего-то это заявление показалось забавным, и она покачала головой.
— Увы, Филипп, придётся изыскать внутренние резервы.
Тот нахмурился.
— Ты ставишь меня в неудобное положение!
Зря он это сказал: тон Лизаветы вмиг стал колюче-холодным и царапнул нервы неприятными интонациями.
— Я не имею обыкновения ставить тебя в неудобное положение!
Интонационные акценты оказались расставлены столь отчётливо, что Филипп даже самую малость покраснел.
