Я, уже успев привыкнуть, что здесь все не то, чем кажется, решила не удивляться и подумать обо все дома. Но сохранить невозмутимость мне не удалось. Меня, закончившую среднюю школу, считавшую себя интеллектуалкой и сдавшую экзамены в ЛГУ, посадили учиться... писать буквы! Сначала я подумала, что это опять какой-то шифр, но весь ужас был в том, что все происходило всерьез. Мне выдали тушь и перо, как первокласснице долго ставили руку. Потом показали, как правильно пишутся буквы (я буквально сходила с ума!) и насколько важно, чтобы наклон был влево, а рука шла именно так. "Не торопись, освой сегодня несколько букв - напутствовала меня редактор, - Я думаю, за неделю, ободряюще добавила она, - у тебя получится". Я перешла к цифрам, достигнув почти монашеского смирения.
Когда мои общие представления о библиотеке в целом разбились о существование полутаратысячного штата и кипучую деятельность научных отделов, ничто уже не могло повергнуть меня в изумление. Ни местный язык с его "шифр по хвосту", просьбой положить салат на оригинал. Ни путь книги от издания к читателю, составляющий 3 года. Ни взъершенный посетитель, озадачивший меня в темном коридоре вопросом: "Где тут у вас отдел размножения?" (имелся в виду банальный ксерокс). Даже разнообразие талантов сотрудников воспринималось как само собой разумеющееся: каждый второй писал стихи и увлекался эзотерикой, многие играли в самодеятельном театре, реже встречались лаковые миниатюры, разведение котов или йога.
В обед кушать ходили только легкомысленные и бездуховные; подавляющее большинство устремлялось в суету Невского и тонуло в Бермудском треугольнике Гостиного... А после, под звуки "рабочего полдня", каждый хвастался добычей и новостями. Если в "Искусстве" или "Подарках" выбрасывали что-нибудь дефицитное, польские дезодоранты, альбомы по африканскому прикладному искусству, импортные лифчики или книгу "Диагностика кармы", оперативно собирались и занимались деньги, командировался представитель со списком... И только утолив информационный голод и женский инстинкт поиска, подпольно, партизанскими тропами пробирались в библиотечную столовую. Та же процедура повторялась, когда в городе открывалась новая выставка или неделя зарубежного кино: стоило только кому-то из Публички побывать и донести до сослуживцев, что этого нельзя не видеть - устанавливалась очередность в отлучках с работы, подписывалась бумажка о взятии "2-х часов за счет обеденных перерывов в течение недели".
