Русские отцы Америки | страница 70
Удивляла виртуозность его подходов к оформлению книг. Очень плодотворными были его подходы к совместной работе художника и поэта, как случилось, например, со сборником произведений Пьера Реверди «Песнь мёртвых», который оформлял Пабло Пикассо. Красные линии, кости скелета и черепа проступали между строчек и на полях и становились дополнением слов. Пикассо сделал более сотни цинковых гравюр за несколько дней. Это был абсолютный рекорд и по скорости, и по количеству иллюстраций к одной книге. Вместо типографского текста использовался рукописный авторский оригинал.
Его ассистенты и редакторы сто вспоминали, что самым долгим и волнующим этапом подготовки номера был момент, когда Бродович раскладывал будущие журнальные страницы на полу своего кабинета и начинал тасовать их в только ему понятном порядке, орудуя ножницами и безжалостно избавляясь от ненужного.
Он вообще был безжалостен. К авторам, которых заставлял загонять все свои сюжеты и идеи в размер исключительно двух полос. К фотографам, чьи снимки подвергались безжалостному кадрированию. «Бродович говорил: “Чем больше белого листа, тем лучше”, – рассказывала свидетельница его вдохновения Диана Вриланд. – И отказывался “портить” макет даже самыми красивыми кадрами Картье-Брессона».
Хиро (Ясухиро Вакабаяши), легендарный фотограф Harper's Bazaar, один из «подопытных» (так Алексей Бродович называл фотографов, работавших с ним), приводит пример остроумия Бродовича, касавшегося бытового содержания жизни: «Однажды ему пришла мысль бросать в коктейль не лёд, а пролежавшие в морозилке пластмассовые кубики – тогда напиток будет охлаждаться, не теряя крепости. В те годы пластмасса еще была новинкой».
Из его лаборатории вышли самые знаменитые фотохудожники XX века: Хойнинген-Хьюн, Мэн Рей, Мункачи, Лесли Гил, Даль-Вульф и, конечно, его любимец Аведон. Он говорил, что у них нет права быть просто ремесленниками. «Если ты берёшься за камеру, то должен быть и редактором, и дизайнером, и репортёром. Даже когда фотографируешь пару стоптанных башмаков – это уже репортаж», – учил Бродович и тут же показывал, как изменится снимок, оказавшись внутри макета. Даже его главный идейный противник, еще один великий русский эмигрант Александр Либерман, работавший в Vogue, признавал: «Бродович был истинным отцом глянца, что не мешало ему оставаться высокомерным сукиным сыном».
Боб Като, выдающийся дизайнер своего времен говорил о нём: – Насколько я помню, Бродович придумал термин «графический журнализм». Термин точно описывал его самого. Он был персонификацией этого метода. «Графический репортёр», человек, который, как он говорил, «держал руку на пульсе времени».