Чуть приволакивая левую ногу, Костик вышел на кухню. На столе, завёрнутый в полотенце, стоял небольшой чугунок. Рядом крошечная записка: Костя, это всё тебе. Кушай.
Он аккуратно снял полотенце. В чугунке три картошки в мундирах, рядом кусочек хлеба, два яйца, головка лука и стакан тёплого молока.
Костик увидел это и услышал ворчание желудка. Умылся из самодельного рукомойника, вода из которого стекала в ведро. Почистил зубы указательным пальцем с зубным порошком.
Не успел начать принимать пищу, как еда закончилась. И тут он прослезился. В горле ком встал.
«Они тут не доедают. Наверняка каждый мне что-то из своего оставил. А я? Дармоедом быть не хочу! На фронт надо проситься или на завод. Научусь! Что я совсем дебил что ли? Подожди, а вещмешок? Где он? Там же что-то есть в нём. Сухпай!»
Костик огляделся и увидел его под лавкой, куда вчера и поставил. Вытянул, поставил рядом, развязал горло и в нос ударил запах хлеба. Три буханки! Семь банок тушёнки, какие-то консервы и банка сгущёнки. И ещё пакеты с концентратом.
Он выставил всё на стол. Хлеб накрыл полотенцем. И довольный вышел на крыльцо. Прохладно, но на солнце тепло, тем более ветра практически не было.
У крыльца стояла небольшая скамейка. Невысокий жиденький заборчик отгораживал улицу от двора. Костик был как на ладони. Но вокруг никого. Тишина. Даже какая-то птичка завела небольшую трель с дерева у соседей.
А воздух какой! Свежий вкусный хлебный. Или это не воздух, а руки до сих пор пахнут хлебом?
– Привет! – неожиданно раздался голос из-за соседского забора.
– Привет, – ответил Костик, вглядываясь в силуэт, который прятался между досок.
– Это тебя вчера встречали? Ты воевал?
– Меня встречали. А ты кто такой будешь?
Голос засмеялся и силуэт на некоторое время исчез, а затем появился немного в стороне.
– Меня зовут Наташа, а тебя Костя! Я знаю!
Теперь он мог разглядеть её. Девочка лет четырнадцати, небольшого роста с круглым лицом в тёмной кофте и юбке.
– Будем знакомы, Наташа. Красивое у тебя имя!
Она вдруг легко перепрыгнула через ограду и быстро оказалась рядом на скамейке.
– Ты, правда, воевал? – голубые глаза смотрели на Костика широко распахнутыми окошечками.
Он усмехнулся.
– Воевал, – сказал, будто не придал этому значения, а в душе у него всё ликовало.
– Расскажи!
– Наташ, я бы с радостью рассказал, но… почему-то не хочу, – настроение радости неожиданно ушло, когда он вспомнил оторванную ногу в сапоге. – Да не надо тебе это…
