.
Рассказывали анекдот о том, как в Детском Селе в кабинет к Толстому стучится лакей: «Ваше сиятельство, пора на партсобрание». Анекдот этот примечателен двумя неувязками. Во-первых, Толстой никогда не вступал в партию, но народная молва прочно его с ней повязала, а во-вторых, что касается «вашего сиятельства», то в эмиграции, да и не только в ней, были люди, в графстве Алексея Николаевича сильно сомневавшиеся либо не принимавшие его аристократический титул всерьез.
Мария Белкина, автор книги «Скрещение судеб», писала о своей встрече с другим советским графом, А. А. Игнатьевым, в конце тридцатых годов:
«По дороге на вокзал я встретила Алексея Алексеевича Игнатьева, и он, узнав, куда и зачем я еду, зарокотал, грассируя:
— Алешка, хам, он вас не примет, я его знаю! И какой он граф? Он совсем и не граф… — сказал Алексей Алексеевич, так гордившийся своей родословной и с таким недоверием относившийся к родословной других. — Я позвоню ему, езжайте, я прикажу ему вас принять!»>{2}
«Прикажу» — так не может обращаться один граф к другому, так только с лакеями, с «людьми» говорят.
Сомневался в графстве Толстого и Бунин.
«Был ли он действительно графом Толстым? Большевики народ хитрый, они дают сведения о его родословной двусмысленно, неопределенно — например, так: «А. Н. Толстой родился в 1883 году в бывшей Самарской губернии и детство провел в небольшом имении второго мужа его матери, Алексея Бострома, который был образованным человеком и материалистом…»
Тут без хитрости сказано только одно: «родился в 1883 году в бывшей Самарской губернии…» Но где именно? В имении графа Николая Толстого или Бострома? Об этом ни слова, говорится только о том, где прошло его детство. Кроме того, полным молчанием обходится всегда граф Николай Толстой, так, точно он и не существовал на свете: полная неизвестность, что за человек он был, где жил, чем занимался, виделся ли когда-нибудь хоть раз в жизни с тем, кто весь свой век носил его имя, а от титула отрекся только тогда, когда возвратился из эмиграции в Россию?»[1]>{3}
Сам чувствуя некоторую неловкость от своей въедливости, Бунин оправдывался: «За всем тем касаюсь его родословной только по той причине, что, до своего возвращения в Россию, он постоянно козырял своим титулом, спекулировал им в литературе и в жизни. Страсть ко всяческим житейским благам и к приобретению настолько велика была у него…»>{4}
В дневнике своем уже много позднее после публикации «Третьего Толстого» (что примечательно, это предпоследняя запись в его дневнике) Бунин высказался и того определеннее: «Вчера Алданов рассказал, что сам Алешка Толстой говорил ему, что он, Толстой, до 16 лет носил фамилию Бострэм, а потом поехал к своему мнимому отцу графу Ник. Толстому и упросил узаконить его — графом Толстым»
