— Все это очень серо. Поступай, Леля, в какой-нибудь инженерный институт.
Алексей Николаевич всегда говорил, что мать была совершенно права в своей тогдашней оценке»>{88}.
Именно она, Александра Леонтьевна, оставалась для него главным литературным авторитетом и судьей. Еще в 1896 году 13-летний Алеша Востром писал ей: «Мы с папой читаем «Неугомонное сердце», вот написано, чудо; лучше Тургенева и Толстого, мы с папой увлекаемся им»>{89}.
И позднее свое вхождение в литературу он связывал с ней. Точнее — с ее кончиной, последовавшей в 1906 году. Именно тогда он ощутил себя призванным.
В 1913 году Толстой напечатал в газете «Голос Москвы» небольшой автобиографический рассказ «Непостижимое» о том, как летом 1906 года, учась в Германии, в Дрездене, он неожиданно почувствовал «безотчетное беспокойство, какую-то странную и сильную тревогу», собрался в два дня и поехал в Россию, причем ощущение тревоги все время усиливалось. Потом он проснулся и увидел Самару в огне — 19 июля в 9 часов 45 минут вечера в Самаре начался сильный пожар, а еще через два дня был убит самарский губернатор Блок.
«Потрясенный всем пережитым и виденным, я пошел к знакомым, где остановилась моя матушка. Встречаю своего тестя — врача, и вот что он говорит мне: «Не пугайся. Случилась скверная вещь. Александра Леонтьевна (моя мать) без сознания — у нее менингит». Утром моя матушка скончалась.
Я уехал в Петербург, как-то внезапно начал работать, потом уехал в Париж.
Со дня кончины матери я постоянно чувствовал ее присутствие. И чем более усложнялась моя жизнь, чем интенсивнее я жил духовной жизнью, тем легче чувствовал себя. Тогда же я и начал писать.
Страстным желанием моей матери было, чтобы я сделался писателем. Но почти никогда при жизни ее я не думал об этом. Но со дня кончины матери я живу, подчиняясь неведомой мне воле, которая привела меня к моей теперешней жизни. Я никогда не был религиозен, но с того времени начался рост религиозного мистического сознания, завершившегося утверждением бытия не эмпирического. Все, что я рассказал вам, есть самое значительное, неизгладимое в моей жизни, но я никогда об этом не писал и не буду писать»>{90}.
А писал он стихи, о чем с замечательным простодушием сообщал Вострому: «Кроме всего прочего занимаюсь стихосложением и литературой. Я, знаешь, думаю выпустить сборник своих стихов. Накупил я сборников всевозможных поэтов целую кучу и вижу, что мои стихи лучше многих из них»
