.
Переписка юного Алеши Толстого с его родителями и их собственная друг с другом являет собой эпистолярный роман воспитания, удивительный тем, что педагогическим результатом его оказался полный ноль. М. Пришвин, придумавший и воплотивший в жизнь идею искусства как образа поведения, недаром писал, что Алексей Толстой являет собой вопиющий пример писателя без поведения. Положим, у Пришвина были личные обиды на Толстого, но многие, хорошо знавшие графа как в частной, так и в общественной жизни, люди находили его человеком хотя и талантливым, но эгоистичным и безнравственным (Бунин, Гиппиус, Булгаков, Горький, Федин, Берберова, Борис Зайцев, Роман Гуль). Сыграли ли здесь свою роль дурная наследственность, исключительное и редкое по тем здоровым временам положение единственного ребенка в семье, отрыв от своей среды или родительское воспитание, неудачное тем, что приносило прямо противоположные плоды, но и сама Александра Леонтьевна рано начала бить тревогу, замечая в сыне дурное и пытаясь наставить его на путь истинный:
«Ты говоришь, что человек дружится с теми, кто ему что-нибудь даст. Так? Это верно. Первый стимул, возможно, этот, чисто эгоистический, хотя возможно также стремление, жажда самому испытать чувство дружбы. Но потом, получая от друга многое, человек невольно начинает любить своего друга, дело может дойти даже до того, что он забудет самого себя для блага своего друга. Вот мне кажется, что у тебя последнего-то нет. Ты берешь у всех все, что можешь взять, и взамен не даешь теплого чувства. Ты идешь к товарищам потому, что тебя влечет к ним потребность веселья, общения, но не потребность любви. <…> в глубине твоей души опасный холодок, который ты не замечаешь и которому ты потворствуешь теорией эгоизма, не доведенной до желанного конца, т. е. до альтруизма.
<…> Мне могут сказать: зачем ты стараешься развить в нем доброе сердце и любовь к людям? Холодным людям легче на свете живется. Может быть. Но человек без любви — это все равно как человек без зрения или без слуха, или без обоняния. <…>
Тот, кто испытал прелесть живого чувства к людям, никогда не откажется от него, даже если бы подчас оно доставляло ему мучения. Раз испытав полноту сердца, опять стремишься к ней, и пустота сама по себе уже кажется тягостной. Несчастны те люди, которые сами по себе не умеют любить, — они не знают лучшего чувства, не испытали лучших радостей. Понятно теперь, почему я, любя тебя, моего сына, желаю для тебя этой лучшей человеческой радости и почему меня так пугает холод, когда я его замечаю в тебе. Ребенком ты был большой эгоист. Теперь ты в переходной стадии. Выйдет ли из тебя разумный альтруист? Это покажет будущее. Мы сделали все, что могли, теперь кончается воспитание и начинается самовоспитание. Трудись над собой сам. <…> Постарайся прощупать себя, насколько ты был счастливее в минуты удовлетворения альтруистического чувства, чем при удовлетворении грубого эгоизма»
