узнал весь город, к его горю еще добавилась и боль унижения.
У отца был тяжелый, властный характер, но Клер считала, что он чрезмерно опекает ее лишь потому, что любит и хочет видеть счастливой.
Она вошла в зал и сразу увидела инвалидное кресло отца перед стеклянной дверью в салон. У Алекса Холта были густые, абсолютно седые волосы, и Клер с грустью подумала, что на его красивом лице появились новые морщины, которых она раньше не замечала. Рядом с креслом стояла Мод Пфистер. С тех пор, как отца пять лет назад разбил паралич, Мод работала у него в качестве экономки и жила в их особняке.
Не желая признавать, что стал инвалидом, Алекс Холт никогда не употреблял слово «сиделка», хотя Мод была именно сиделкой. Она просто помогала отцу передвигаться по дому и по городу и следила за тем, чтобы он вовремя принимал лекарства.
– Доброе утро! – с напускной радостью произнесла Клер, распахнув дверь.
– Дорогая, что-то случилось? – встревоженно спросил отец. – Ты не пришла в церковь…
Мод подмигнула ей, и морщинки побежали вокруг уголков ее добрых карих глаз. Она была крупной женщиной и сложением напоминала рыцаря в доспехах, но у нее была живая улыбка и большое чувство юмора, без которого она бы не смогла так долго проработать у отца Клер.
– Извини, папа, что заставила тебя нервничать. Я просто проспала, прости.
Он подкатил на кресле к бронзовому апачу. Мать Клер любила эту статую, потому считала, что это работа высокого класса, которую многие музеи мира почли бы за честь выставить в своих залах. А уж в таких вещах она разбиралась прекрасно. Именно благодаря матери, которая была страстной поклонницей искусства юго-западных штатов, Клер увлеклась живописью. Она часто вспоминала, с каким увлечением мать рассказывала ей о мировых шедеврах. Хотя Клер уже выросла, ей, как ребенку, не хватало дружеского общения с матерью. Она часто задумывалась над тем, как сложились бы их судьбы, если бы мать осталась жива.
Отец вновь вернулся к прерванному разговору:
– Я звонил тебе прошлой ночью, почему ты не перезвонила мне?
Мод картинно закатила глаза, давая понять, что Алекс в плохом настроении. А когда он был раздражен, ему никто не решался перечить.
– Я вернулась домой слишком поздно, – сказала Клер, обиженная резким тоном отца. Она не желала отчитываться о каждом своем шаге и прекрасно понимала, что если бы не отстаивала свои права на личную жизнь, то отец уже давно подавил бы ее.
Впрочем, не было ничего удивительного в том, что отец ожесточился. Судьба сыграла с ним злую шутку: сначала мать Клер предала его, а потом, когда он стал привыкать к жизни без нее, его разбил паралич.
