Тем временем, изумленный и воодушевленный, он с ходу написал еще несколько рассказов. Один из них, первоначально озаглавленный «Призрак мызы Горесторп», показал, что его ум был поглощен одновременно комедией и ужасами, и он наслаждался и тем и другим. Все эти вещи, за исключением «Американского рассказа», были возвращены с редакторскими сожалениями, в стиле которых сильно чувствовалось влияние Брета Гарта. Но в том, что он называл литературой, как ему казалось, он обнаружил хотя и небольшую, но очень полезную побочную работу.
«Я начинаю все больше подумывать о том, чтобы стать врачом на военно-морском флоте, — написал он Мадам. — Я всегда говорил, что буду точно знать, что делаю, прежде чем примусь за что-либо».
Это, как и любые коммерческие дела, было как раз тем, чем он никогда не занимался. В следующей строчке он уже выражал страстное желание стать корабельным врачом на лайнере, плавающем в Южную Америку. Он испытывал нетерпение, стремление моментально вырваться из этой медицинской бутылки, заточенным в которую себя чувствовал. Поэтому показалось чудом, когда в самом начале следующего года друг по имени Клод Огастус Кэрри предложил ему место, которое сам Кэрри не мог занять. Как он смотрит на то, чтобы в качестве номинального врача отправиться в семимесячный поход в Арктику для охоты на тюленей и китов? Оплата, включая оклад и стоимость животного жира, должна составить 50 фунтов стерлингов.
Пятьдесят фунтов! Пятьдесят фунтов стерлингов для Мадам! И столько просто за то, что он это сделает?
Когда китобойный пароход «Надежда» водоизмещением 600 тонн вышел в конце февраля 1880 года из Питерхеда, на его борту находился Артур. В первый же вечер он подрался со стюардом и завоевал всеобщее уважение за то, что поставил тому синяк под глазом. Через четыре дня после того, как они миновали Шетландские острова, он услышал, как о борт «Надежды» ломается лед; через сотню миль от берегов Гренландии они увидели скопление тюленей. Тогда, после дня охоты в торосах на тюленей, он сочинил одно по-юношески жестокое описание самого себя — которое, возможно, вызовет ужас у Мадам, — он изобразил себя скалящим зубы гигантом, покрытым снегом и кровью, с намотанной на плече веревкой, с окровавленными ножом и резаком. Каждое дыхание веселило его.
«Раньше я никогда не знал, что такое быть совершенно здоровым, — писал он. — Я чувствую себя так, как будто могу отправиться куда угодно и делать все, что угодно».
