Жизнь прошлая тонет в огрузлых и сорных, омутных водах памяти, зарастает илом и намытым песком; так и случаи с Катей и крёстным отцом Житихиным все реже и реже бередили Иванову душу, а если и всплывали из мутной заводи мимолетным помином, то уже не выжигали душу злой обидой, — своих грехов столь скопил в загашнике, что и жить-то порой невмоготу. Помолиться бы, исповедаться да причаститься, но не ведал узкую тропу к храму Божию… И стал Гоша Рыжаков забываться, но отчего же лет через двадцать стал являться в воспаленную, растерянную память? Какие ответы ждал Иван для своей обособленной жизни, выспрашивая мать и пытаясь разгадать деревенского отвержу?
Иван чуял в людях небесную синь и смрадную пропасть… душа — поле брани рассвета и сумерок… и отчего-то тянуло иной раз, как в бурлящий омут, к тем, в чьей беспросветной душе лишь мрачная пропасть и клубилась. Тянуло к падшим… и к падшему ангелу… словно очарованного кролика в змеиную пасть. Вот так же влекло и к Гоше Хуцану…
Может, оттого и поминался выблудок Гоша Рыжаков, поминался со стыдом и раскаяньем, что однажды мать в сердцах и его, родного сыночка, обозвала Гошей Хуцаном, прослышав, что Иван, ветродуй, попустившись семьей, ударился в гульбу. Но и стыд, и раскаянье минули, спалились в жизненном костре, как осенняя, квелая листва.
* * *
Семья Гошина — форсистая, ходкая, но узкодонная и вертлявая, разбойная лодка, полная добра, нажитого грехом, — едва выгреблась на стрежень реки, так и стала черпать студенную волну низко осевшими бортами, чтобы вскоре, раскачанная хозяином, захлеснувшись водой по самые уключины, погрузиться в мертвую пучину.
Долго Рыжаковы не могли прижить ребёнчишка, и Гоша по-первости грешил на свою Груню; но та уродилась крепкотелая, широкая, и была моложе супруга на дюжину лет, — шеснадцатилетней незрелой сиротиной, да и, вроде, силком взял ее Гоша, когда подкатило под тридцать. Так что не в жёнкиной утробе таилась порча, но муж, умеющий пахать ниву и глубоко, и мелко, все же не мог путно засеять семя, чтоб заколосилось зерном. Суеверные старухи вырешили: мол, та же беда, что и у Силы Анфиногеныча, — по ветру мужику порчу наслали, лишили семя чадородной силы. А уж какой колдун испортил Гошу, об этом, дескать, не вем… Бабы зло шипели: какие там колдуны-шептуны?! — раструсил семечки по ночным пристежкам… Но коль у Рыжаковых… сам завскладом в райпо, сама продавец, да ночами еще и водочкой промышляет… денег водилось, как у дурака махорки, то и прошел Гоша всех врачей и знахарей, в Москве профессору казался, к югу на аршан мотался. Но все без проку, лишь мошну вытряс.
