— Бросим, отец, маленько… на жареху, — косо глянув на Пашку, сморщившись, попросил Алексей.
— Кончай рассусоливать, тяните, — махнул рукой отец.— Чего встали? А то, неровен час, рыбнадзор нагрянет.
— Да кинем с пяток, чего жадничать. Жалко парня.
— Жалко у пчелки,— проворчал отец и опять стал шуровать ногами в воде, пугая рыбу в мотню.— Кому бы другому дал, а этому не в жись, — сёмкинская родова,— может быть, сейчас, когда отец с помощниками добывал рыбу помимо закона, то припомнилось ему, как Пашкин отец однажды вытянул его мокрым веслом и ославил вначале перед начальством, поджидавшим рыбки на уху и про запас, а затем пошел славить по деревне, и по сей день славит, костерит, обзывая кулацкой мордой.
Конечно, не отроду Пашкин отец пил горькую беспробуда и просыху, не весь век провалялся возле винополки или под крапивным забором в обнимку со сморенной на жаре коровенкой. Нет, шла у Николы Сёмкина и другая жизнь, и Пашка знал ее, похвалялся на всех перекрестках, расписывая отцовы подвиги, какие случались, а каких и быть не могло.
Пришел Сёмкин с войны в одночасье со своим товарищем Петром Краснобаевым, слегка контуженный, но при ордене Славы; вот за это, и что воевал в разведке, его и пихнули в рыбнадзоры. Люто взялся фронтовик за правеж мужиков: резал сетешки налево и направо, отбирал бродники и раздаривал щедрые штрафы, не глядя: кум ты, сват, друг иль брат, — всех под одну метелку мел. Поначалу в деревне, заброшенной Богом к лешему на кулички и, вроде, забытой там, испокон века привыкшей вольно, кулями черпать рыбу из окуневых озер, дивились такому диву дивному, потом, больно ужаленные, пробовали толковать с ретивым рыбнадзором за бутылочкой винца, пытаясь задобрить, а всё без проку. Пашка, прибегавший играть к своему дружку Ванюхе, слышал, как Ванюшкин отец учил его батяню жизни, — тогда отцы еще жили в соседском ладу.
— Все мы, паря, из одной деревни, одним миром мазаны, и чо нам, соседям, из-за вонького окуня грешить, — наставлял Петр Краснобаев, разливая в кухне водку по стаканам, а ребятишки тем временем, кое-что уже смекая, несмотря на малые годы, прислушивались к разговору из горницы.—Слава Богу, рыбехи у нас пруд пруди, на наш век за глаза хватит, а ишо и ребятам останется.
— Порядок должон быть, Пётра, — мягко, но непреклонно отвечал Сёмкин, выпив и подкрутив свои лихие казачьи усы. — Я те, Пётра, чо скажу: раз меня поставили, я порядок наведу, вы уж не взыщите. Я, паря, даром хлеб ись не привык, я привык честно хлеб зарабатывать. Раз назначили, чо уж тут делать.
