— Грейся, — коротко бросил он, — я буду поблизости, — и скрылся в сгустившейся ночи.
Прихрамывая, он ушёл в глубину леса, насколько хватило сил, опёрся рукой о ближайшее дерево и согнулся пополам, судорожно глотая воздух. Нет, боги, не сейчас! Скольких он убил сегодня? Пятерых? Больше? Меньше? Воздух перед глазами плыл и дрожал, словно над костром, знакомая боль рвала лёгкие, крушила рёбра. Только не сейчас! Брегир сполз на колени в мокрый от ночной росы мох, до белых костяшек сжал кулаки и вдавил их в солнечное сплетенье, пытаясь подавить зарождающийся в груди рык боли и отчаяния. Из последних сил удерживая ускользающую ясность сознания, он перекатился на спину и окунулся в бархатное бездонное небо, испещрённое точками звёзд, словно дырками от стрел. Острые верхушки вековых елей подпирали ночную тьму. В этот момент он вдруг понял, что сегодня боги особенно милостивы к нему и он справится. Сегодня — справится. Вопреки пролитой днём крови, во имя удерживающей его клятвы и веры старой Келлехерд. Волна боли схлынула так же внезапно, как и накатила, оставив лишь до предела обострённые чувства и оголённые нервы. Но впереди ещё несколько дней пути, и неизвестно, что будет дальше.
Сольгерд вздрогнула, увидев меж деревьев возвращающегося Брегира, бледного, словно призрак.
— Ты почему не спишь? — резко спросил он, и тут же пожалел о своём тоне: улёгшийся было под слоем дневной усталости страх девушки окатил его волной металлического запаха, острого и холодного. Воин опустился на корточки, чтобы их глаза оказались на одном уровне. Повреждённая во время прыжка из окна нога немедленно отозвалась тупой болью. Цесаревна выглядела такой потерянной и так хотела доверять ему, своей последней (и единственной) надежде на спасение, что он осёкся и забыл, что хотел сказать. Да и что ей скажешь, беззащитному тепличному цветочку, выдранному из родного сада грубой рукой? Цесаревне, заброшенной в тёмный лес, где каждый шорох листьев, каждое движение ночного воздуха звучит как обещание смерти, неминуемой и страшной.
Он снял свой видавший виды плащ и накрыл им её плечи.
— Послушай меня, Сольгерд, — произнёс он спокойно и твёрдо, поймав её отчаянный взгляд, — твоя сохранность для меня сейчас важнее всего, и я не смогу тебя защитить, только если буду мёртв. А умирать я пока не собираюсь, — мужчина едва заметно усмехнулся. — Ты держалась молодцом, и то, что сейчас тебе особенно страшно — это нормально. Ночью все чувства обостряются, особенно страх. Но сейчас я хочу, чтобы ты доверилась мне и отдохнула, завтра будет долгий день, хорошо? — что ещё ей сказать, он не знал. Это и так была слишком длинная речь. И ему очень хотелось верить, что он не солгал. Сольгерд кивнула. От неё отчётливо пахло непролившимися слезами усталости, напряжения и накопившегося страха.
