К пятому дню Сольгерд перестала сопротивляться своим мыслям. Она окуналась в воспоминания, как в единственное своё убежище, и они незаметно для неё превращались в мечты — невинные, но казавшиеся цесаревне верхом распущенности, и мурашки холодком пробегали по её плечам и животу.
Каждое утро, просыпаясь, она с удивлением обнаруживала себя целой и невредимой, хотя явственно чувствовала, что из её груди был вырван огромный кусок живой плоти. Она приседала в реверансах и натянуто улыбалась, ходила, ела, вела беседы отстранённо, так, будто её мысли были где-то далеко. Всё её существо стремилось в лес, в прошлое, которое она, не задумываясь, вернула бы, будь у неё такая возможность. И в будущее, которое было недосягаемо. К человеку, так быстро и незаметно занявшему всю её жизнь. К мужчине, который мог бы стать прекрасным цесарем для её страны. Её цесарем. Тем, кем никогда не стать принцу Таерину.
***
Брегир пытался занять себя чем-нибудь, чтобы отвлечься, но ни на чём не мог сосредоточиться, и в результате просто шёл бродить по городу. Минуя узкие улицы, шумные рыночные площади, ароматные пекарни, захламлённые мастерские, просторные конюшни, он вновь и вновь оказывался у стен замка, обычно под вечер, сам не понимая, каким образом сюда попал. Он обходил замок кругом, стараясь ни о чём не думать, но неотступные мысли возвращались, с завидным постоянством терзая его болезненными вопросами. Он горько жалел, что согласился дождаться королевской свадьбы, но тут же вспоминал растерянные, напуганные глаза Сольгерд и неприятный холодок, струящийся из глаз принца Таерина. «Не оставляй меня здесь одну!» — вновь звучало в его ушах, это было всё равно, что «спаси меня!», и он готов был спасать столько, сколько потребуется, ценой собственной жизни, любой ценой, но… не мог. «Почему ты меня не спас?» — вновь спрашивал её отчаянный взгляд где-то на грани сна и реальности.
Сидя в таверне «Стального рога», Брегир наливал себе стакан за стаканом, пытаясь вытравить сухую, дерущую горло, словно горсть проглоченного песка, тоску. Вино было слабенькое, такое, которое пьют скорее для утоления жажды, а не для того, чтобы забыться. Хозяин вынес ему пару бутылок самого крепкого, но и оно не давало ожидаемого эффекта. Мучительные мысли, вместо того чтобы расплыться и потерять очертания, порхали вокруг Сольгерд, как мотыльки вокруг лампы. Остро болел свежий шов, болело треснувшее ребро, болела голова. Левое предплечье, почерневшее от синяков, полученных во время схватки с гвардейцами Рейслава, тоже вдруг разболелось.
