-- Так ты не сможешь принять участие в поединке? -- обратился к нему Катайгул.-- Тогда ты проиграл.
-- Я выставляю вместо себя Сагипа, своего нукера.
Законами это разрешено.
Силача Сагипа знали все, без него не обходился ни один праздник, где выходили бороться молодые воины.
В борьбе ему не было равных.
Старейшины пошептались и подозвали Сагипа к себе. Тот изъявил готовность участвовать в поединке вместо Соуз-хана и тут же подхватил лежащее рядом с ним копье и взмахнул им перед собой. Было видно, что обращаться с ним он умеет. Двинулись дальше, оставив Соуз-хана на попечение его нукеров. Однако Едигиру подумалось, что его хитрый противник заранее предусмотрел это падение, не желая рисковать своей шкурой.
Теперь они шли рядом с Сагипом плечо к плечу, обмениваясь время от времени оценивающими взглядами. Вскоре они вышли на большую поляну с поваленными поперек нее обгорелыми деревьями после большого лесного пожара. Вокруг буйно кустилась малина, местами примятая до самой земли.
"Ага,-- подумал Едигир про себя,-- хозяин Аю где-то здесь, то его работа".
Из зарослей к ним вышел, пригибаясь, один из загонщиков, тихо сообщил, что медведь недалеко и его сейчас погонят на поляну, и тут же исчез в кустах.
Соперники остались одни. Едигир оглянулся назад, но все, кто шел за ними следом, спрятались за деревьями, чтоб оттуда наблюдать за ходом поединка.
Едигир сделал несколько шагов по поляне, выбирая удобное место для встречи со зверем и одновременно стараясь предугадать, откуда тот может появиться.
По тишине, нависшей над поляной, казалось, будто не только люди наблюдают за местом, на котором должна была решиться судьба Сибирского ханства, но и все живое и сущее приготовилось быть безмолвным наблюдателем, а может, и участником поединка зверя и человека. Человек не мог один решать свои человеческие дела без вовлечения братьев своих лесных. Он связан с ними не только по месту жительства, но и другими высшими небесными узами, составляя единое и неделимое целое. Они едины в действиях, поступках, в судьбе. Но человек желал первенства в мире и добивался этого всеми доступными ему средствами, не замечая и не желая замечать боль и страдание лесных обитателей, братьев своих.
Не слышно было в лесу ни птичьего посвиста, ни беличьего цокотка. Только покрасневшие от напряжения и скорой потери родительских объятий листочки осинок по краям поляны вздрагивали, как будто невидимый лесной дух тяжело касался их своим мощным дыханием.
