Под бой колоколов в Москву въезжал царь. Лицо Грозного царя было хмуро. В придачу к усталости от тяжелого пути, еще и не до конца зажившая рана разболелась. Он тяжело взглянул исподлобья на встречавшего его в окружении кучки сановников наследника.
— Ну, здравствуй, сынок! Давай, рассказывай, какую измену ты здесь учинил, пока меня не было.
Очередное занятие по риторике подошло к концу. Наставник, отец Серапион, монах Троице-Сергиевой лавры, удалился по своим монашьим делам, а я откашлялся, пытаясь прочистить изрядно уставшее на этом занятии горло. Хотя, в классе я был не единственным, основное внимание преподавателя, как всегда, было нацелено именно на меня. Наследник! Остальные — так, статисты, хоть и являются выходцами из самых уважаемых боярских семейств. Кстати, по результатам разбора боярского заговора моих соучеников в классе осталось всего семеро. Трое, в том числе и один из самых резвых, пытающихся мне понравиться, оказались из семей заговорщиков. Кстати о заговорщиках. Ох и влетело же мне от отца. Я же, простая душа, всех Шуйских скопом в их ряды занес.
— Ты хоть знаешь, сколько людей носит фамилию Шуйский? — Помнится, мой отец при первой встрече его после долгого отсутствия метал громы и молнии. Ну, или, файерболы. Причем — буквально, так он был разгневан сложившейся в царстве ситуацией с изобилием заговорщиков.
— Человек тридцать? — Рискнул предположить я.
— Сто двадцать шесть! И в заговоре приняли участие только те из них, кто был в прямом родстве с Иваном Андреевичем и Петром Ивановичем и были в это время в Москве. Общим счетом, девятнадцать! А ты…, — Тут отец запнулся, очевидно, проглотив крепкое словцо, которым хотел наградить меня. — Ты понимаешь, что натворил? Это же лучшие люди моего государства. Да один Васька Скопин Шуйский чего стоит. А дар его? А теперь, он у ляхов будет свой дар использовать. Как и еще трое других Шуйских с точно установленной открытой магией. А с ними почти две тысячи дружинников, не считая чад и домочадцев! Да я под Полоцком меньшие потери понес!
Долго еще отец склонял меня в хвост и в гриву, пока не решил, что достаточно. Зато, по поводу того, как я обошелся со Старицкими, не сказал ни слова. Ну и, когда я уже стоял на пороге, в спину мне произнес:
— А, вообще, хвалю. Ловко отбился от врагов, потери понес небольшие, а всех вражин — к ногтю! Хвалю! Только учись соизмерять свои действия с отдаленными результатами. И выучи, наконец, Бархатную книгу. Не дело, Рюриковичу не знать о своих, пусть и дальних, но родичах.
