— Оставь его здесь…
Я не ослышался?
— Оставь здесь своего…. Хватит ждать…. Сколько можно…
Дурацкий фокус — когда ты слышишь что-то через воющий ветер и услышав не до конца, делаешь поспешные выводы. Я на него не куплюсь ни за что. Скорее всего, она говорит не про меня, а про севший навигатор. Или про что-то другое, но только не про меня.
Где мой Телониус Белк? Где мой пушистый дружище?
Ветер свистит, но почему-то довольно тепло. Только за шиворот немного снега попало. Теперь там, внутри меня — холодно.
— Пойдём, дядя Шарик, — слышится голос отца, — Пойдём, старик.
— Нет, трепанация черепа для меня тёмный лес. И электросудорожная терапия тоже. Большой риск и… одним словом, Вадик, не нужно этого делать.
Мопся по телефону с кем-то говорит. Заткнуть что ли уши?
Ботинок ещё раз напоминает, что в магазинах короткий день. Надо успеть до шести.
Что мне купить? Чемодан, в котором мы похороним Козла Дядю Сашу?
Что ещё? Обязательно купить для Белка сигар. Ах да, и мундштук ещё, с максимально открытой пастью.
Машина заводится как по заказу. Снег, попавший за шиворот, оттаял и медленно стёк сквозь меня на сиденье. Это можно пережить. Я засыпаю как маленький — с указательным пальцем во рту, а во сне вижу, как Телониус Белк спасает Тууликаалио и тамошних россомах от дождевых паводков или разлившегося водопада. Не сон, а одна сплошная вода. Зима уже успела изрядно мне надоесть. Скорее бы, что ли, весенний дождик.
Машин за окном существенно прибавляется. Автобусы из жёлтых становятся синими в белую полоску. Полоса разделяется на четыре потока. За тротуаром виднеется чуть ли море, в котором барахтается огромный зелёно-коричневый паром. Именно, что не плывёт, а барахтается, точно заводная какашка.
Цвета и впрямь совсем непривычные. Небо голубое как летом, а снегом между тем сыпет как из солонки. Всё остальное серое. Не грязно-серое, а как овсяная каша, которая ещё не успела остыть и превратиться в склизлую гадость. Понятно, что выглядит она вовсе не аппетитно, но всё же не противно… Асфальт здесь что, поливают горячей водой? Сугробов и льда как сахара и сгущёнки на овсяной каше, всё полито или присыпано только в самых красивых местах, на обочине, вокруг деревьев, возле озера… Чудеса, да и только.
— Боже мой. — слышится рядом. — тут же остался один сплошной сальмиак…
Мопсе не успокоиться. Пока я спал, она выела весь мармелад, все вафли и все шоколадки. Теперь она выскребает длинными пальцами сахар, которым был посыпан этот пресловутый смоляной сальмиак, а также черепа из лакрицы. Облизывает, высасывает сахар из-под ногтей и беспрестанно жалуется на неважное самочувствие. А каким ему быть, после того, как ты пять килограммов мармелада сожрал?
