Телониус Белк | страница 28



В общем, покупка еды в финских магазинах для меня сейчас самый большой прикол. Как я буду без этого дальше жить — пока непонятно.


Расписание соблюдается беспрекословно. Как только темнеет и в окнах соседских избушек загорается свет, я разбираю саксофон и иду в лесок и присаживаюсь под выступающие камешки. Здесь можно расслабиться. Правда, вот, ничего не могу с собой поделать — всякий раз, когда дело доходит до саксофона, мне кажется, что он пахнет покойником. Воняет, как от Козла. Но через минуту я вспоминая, что это не сам саксофон, а всего лишь, чемодан ему раньше принадлежавший. Но от самого саксофона, как и от Козла в тот памятный день несёт холодом.

Поливая цветы, Козел был скорее свиреп и я боялся обжечься, поэтому не стал акцентировать в памяти этот момент. Вместо этого, я на всю жизнь запомнил руку Козла передающую мешок с саксофоном — она уже была холодной, как у мертвеца.

В тот день, вернувшись домой Козёл умер и его прощальный привет отцу я передавать не стал. Мы даже на кладбище собрались, но Ботинок беззлобно сказал пред иконой: «Вечность продлится без Верасов» — тем и отделались…

В общем, я открываю футляр и ещё раз вспоминаю Козла…

Как он там говорил — хочешь каркай, хочешь перди, а звук издай такой, чтобы все тебя услышали. Ну, вот и слушай теперь, старый дурак.

Гуу! Гууу!

В один прекрасный вечер, мне надоело. Я рассердился и плюнул внутрь, стараясь переломить трость пополам. Так, как выплёвывал в детстве мёрзлую черноплодку из жестяной палочки. Трость не переломилась — что ей сделается? А звук вдруг приобрёл требуемую упругость. Я нехотя повторил и сразу понял — поймал. Вот оно. Гнутый сапог саксафона издал звук похожий на карканье. Но это было не то сдавленное стариковское карканье, к которому я уже начал потихоньку привыкать. Это был нормальный звук саксофона.

Я попробовал ещё, но сразу же заткнул дребезжащую трость языком. Карканье прекратилось. Издался хотя и тихий, но, всё же, достаточно сильный удар. Его можно было соединить с тем барабаном, который заучал у меня в голове и выглядело это уже вполне себе достойно. Противным он был ровно настолько, насколько это было нужно. И я бы очень обрадовался, если успел. Но я не успел. Меня отвлекла огромная, потная, обкаканная, спускающаяся по веткам пока ещё не обстуканной дятлами сосенки белка.

Глава пятая

— Тело не ус! — бормотала белка, и медленно, раздумывая над каждым движением спускалась вниз по сосне. — Не ус — тело! Неустелло. Тело не ус! Бу-бу-бу…