Сегодня в цехе давали папиросы «Беломор» по пять пачек на тринадцать рублей. Взял, хотя и не курю. Отвезу в деревню. Скорей бы заканчивалась «капиталка», а то надоело без дела слоняться. Ни покоя, ни работы. От любой тоски спасает работа. А хуже безделья ничего нет.
Хлеб в магазине по четыре рубля девяносто две копейки. Только черный. Да и то-го три дня не было. Раиса Мукосеева, оставаясь на должности начальника ОРСа, приватизировала продовольственный магазин и крутит хлебом как хочет — так говорит народ. От череповецкого дешевого хлеба она отказалась. А свои булки выпекают по пять тридцать. А в них пятьсот — шестьсот граммов от силы. Потому и мы семейно обрадовались, когда жена принесла три батона и одну буханку черного череповецкого хлеба.
Сидим за столом. Ужинаем. Вдруг Саша высказывает Юле:
— Не садись за стол надушенная. А то набрызгаешь под плечи — пахнет. Задохнуться можно.
Юле пятнадцать, а ему тринадцать лет. Сидит. За обе щеки уплетает и в сердцах вещает:
— Когда и кончится дороговизна. Этого хвастунишку Ельцина так «пора» на мыло. Обещал: «Если меня выберите, то будет лучше в сто раз».
Жена смеется:
— Он обещание выполнил. Все сделал в сто раз дороже.
Сегодня хлеба в заводском магазине не было. В «стекляшке», говорят, был черный по шесть с гаком. И тот весь разобрали.
— На завод пришла бумага — постановление, — объявляет жена. — В котором говорится, что в дальнейшем зарплата будет рассчитываться по февралю. То есть «заморозится». Наивысший предел — февральская. В управлении завода забегали. В один день пересчитали зарплату по всему заводу, и увеличили февральскую на шестьдесят процентов.
Я говорю:
— Значит у меня общий заработок будет где-то четыре тысячи?
— Навряд ли. Этот перерасчет не распространяется на ночные и вечерние часы.
— Ясно! Конторские вечером и ночью не работают.
— Но, пожалуй, в пределе четырех получишь, а у меня- около трех тысяч. Куча денег!
— По радио передавали, что забастовка, то ли в Донбассе, то ли в Новокузнецке. Как будто бы шахтеры ее не поддерживают, ведь у них минимальная зарплата двадцать, а максимальная — тридцать пять тысяч рублей в месяц.
— Крепко!
— Говорили еще, что печатаются купюры по полторы тысячи и выше…
Вчера утром Боровиков спрашивает нас, расписались ли мы в ознакомлении с техникой безопасности? А сам раскрывает принесенный журнал.
Мужики в один голос:
— Нет! Инструктажа не получали. Рукавиц нам не выдавали.
— За рукавицами, — говорит, — идите к Зине, а тут, напротив своей фамилии, распишитесь.
