И если верить собственным глазам, а таки приходится верить, вся эта суровая братия, неизвестно по какому случаю оказавшаяся в таком богом забытом месте, обряжена в камуфляж, в тяжелые «жилетки» и вооружена, само собой, непритязательными «калашами».
А сквозь заднее стекло в салон уже просачивается дальний отсвет фар нагонявшего их транспорта — следовательно, отходной путь тоже отрезан.
Зря, выходит, он не доверился внутреннему голосу. В том смысле, что не следовало бы ему возвращаться в К. Теперь вот гадай, обливаясь ледяным потом, чего следует вот-вот ожидать: то ли без затей продырявят, то ли примутся мордовать, дабы выпытать интересующую кое-кого информацию.
Могут, конечно, и что-нибудь экзотическое придумать — специально для него, Андрея Бушмина, доставшего в этих краях, кажется, всех без исключения, — и непременно с летальным исходом.
Водитель слегка подержанного «Опеля» цвета «мокрый асфальт», украшенного плафоном с шашечками, наверняка пожалеет о том, что самолично уговорил рослого плечистого парня, внимательно изучавшего расписание рейсовых автобусов на пустынной по случаю наступления ночи автостанции Зеленоградска, сесть к нему в машину, обязавшись «за каких-нибудь» полета баксов с ветерком доставить клиента прямиком в облцентр. «Клиент», одетый в наглухо застегнутую светло-коричневую кожанку, а с вечера с Балтики тянуло прохладным сквознячком, смерил его задумчивым взглядом — и принял приглашение.
Теперь Бушмину оставалось лишь просчитать, где и когда он прокололся. На российскую сторону он перебрался примерно два часа тому назад. Возле Морского тормознул частника, но тот, к сожалению, смог подбросить его только до перешейка косы, то бишь до Зеленоградска. На автостанции он ничего подозрительного не приметил, и если бы не этот подвернувшийся — теперь можно сказать, что некстати, — частный таксомотор, то пришлось бы дожидаться наступления утра, потому как по ночам нынче редко кто решается брать на борт случайных попутчиков. И правильно, кстати, делают. Вот Бушмин, например, подобрал ночью одного типа, а теперь не знает, как ему выбраться из этой проклятущей истории.
В сущности, уже не имеет никакого значения, где и когда он оплошал. Без разницы. Потому как тайные надежды, которые он вынашивал в ходе своих вынужденных «литовских каникул», оказались совершенно беспочвенными. Никто не забыт, и ничто не забыто…
Есть лишь одна загадка: откуда преследователям стала известна точная дата его возвращения и каким образом им удалось столь оперативно организовать «хлеб-соль» и роту почетного караула?
