Старик извлек из котомки огромный кусок копченого мяса, завернутый в тонкую грязную бумагу. Вид ее, надо признаться, не возбуждал аппетита. Мне даже показалось, что она покрыта плесенью. Но медвежий окорок оказался великолепным, и мы его прикончили в два счета.
Лукса взглянул на промасленную бумагу и покачал головой:
— Совсем грязная стала.
«Не то слово», — подумал я, нисколько не удивляясь тому, что старик сунул бумагу в печку. Через минуту он извлек ее оттуда и бросил на лапник: она была целехонька, только стала чище и белее. Впрочем, зеленые пятна, которые я вначале принял за плесень, на ней сохранились.
Взяв еще теплую диковинку в руку, я никак не мог отделаться от ощущения, что это простая оберточная бумага.
— Откуда у тебя это?
— На горе Ко между камней много такой. Удобная — не рвется, в огонь бросил, опять чистая.
Тут только я догадался, что это знаменитый минерал даннеморит, который встречается в горах Сихотэ-Алиня.
Ночью снилось, будто кто-то тянет меня за ноги в черную бездну. Я отчаянно цепляюсь за лед, но руки скользят и я погружаюсь все глубже и глубже. Проснулся весь в поту и долго не мог успокоиться.
Лукса уже оделся и, позавтракав, ушел откапывать капканы. Через полчаса я тоще был на лыжах и брел по Глухому. Он вполне оправдал свое название. На нем действительно все по-прежнему глухо. Даже ни одного свежего следа не появилось.
Вернувшись к становищу, стаж колоть дрова на вечер. Вскоре подъехал шатающийся от усталости Лукса. Я обратил внимание, что он сильно возбужден.
— Что-нибудь случилось?
— Отгадай загадку, — предложил он вместо ответа, — в липе сидит, скребется, пыхтит, тронешь — рычит.
— Медведь?
— Точно, гималайский. Тепло, вот и проснулся. Со стенок сухую труху соскребает. Постель мягче решил сделать. Пойдешь завтра со мной?
— Ты еще сомневался?! — обиделся я.
Весь вечер тщательно готовились. Луксе отливал в колупе пули и при этом сокрушался, что тигр часто бывал на путике.
— Не буду туда пока ходить. Увидит, что его следы топчу — всякое думать начнет. Не поймет — сердиться будет.
— Лукса, ты же говорил, что тигр очень умный вверь. Все понимает.
— Да, куты-мафа, что думаешь даже знает. Подумаешь: не буду стрелять, — он понимает и тоже думает: не буду его трогать. Но когда куты-мафа далеко, он не слышит, что я думаю, не поймет, зачем я хожу, и будет сердиться.
Я не раз слышал, что некоторые промысловики до сих пор настолько боятся тигра, что когда он появляется на их участке, бросают охоту и покидают это место, случается и навсегда.
