— Хорошо иди. Такой большой, а ходить не умеешь, — недовольно ворчал Лукса. Он был не в духе. В такие моменты старик становился насмешливым и начинал ехидничать, а если попадал в точку, то распалялся еще пуще.
— Ну-ка, что это? — не замедлил он с вопросом, указав посохом на наклонный снежный тоннель.
— А то не знаешь?!
— Не крути хвостом, как росомаха. Отвечай, если чему научился.
— Осмелюсь сообщить, учитель, это белка откапывала кедровую шишку.
— А, по-моему, это работа кедровки, — пытаясь сбить меня, возразил Лукса.
— Никак нет, дорогой учитель. Кедровка разбрасывает снег на обе стороны, мотая головой, а белка снег отбрасывает лапками назад. Так что это раскопка белки. Она чует запах кедрового ореха даже сквозь метровый слой снега.
— Молодец, елка-моталка. Тебя не купишь, — развеселился старик, одобрительно похлопывая меня по рукаву, так как до плеча дотянуться ему было непросто. Лукса, как и всякий настоящий учитель, всегда радовался и гордился моими успехами.
Под Разбитой появились сначала одиночные следы соболя, а потом и тропки. Бывалый следопыт, только глянув, сразу отмечал: «Это двойка, это тройка». А я никак в толк не возьму, по каким приметам он определил, сколько раз тут пробежал соболь. Вроде ничем тропки и не отличаются друг от друга. Да и тропки ли это? Заметив мой непонимающий взгляд, Лукса пояснил:
— Смотри сюда. Одиночный след — широкий, глубокий, нечеткий, а на тропке мелкий, ясный.
И сразу стал показывать, как устанавливать капкан на подрезку.
Понаблюдав с полчаса, как Лукса маскирует ловушки, я полез на сопку закреплять урок на практике. Продираясь сквозь белоразукрашенные пойменные крепи, перевитые тонкими, но прочными лианами коломикты и аргутты, вконец умаялся. Взгляд, жадно шаривший в поисках собольих следов, сначала натыкался только на многочисленные наброды изюбрей да кабанов. Зато на скосе длинного отрога меня ожидали прекрасные тропки.
Солнце в своем вечном движении неумолимо клонилось к гребню темно-синих гор. В низине уже стоял густой сумрак, и я успел поставить всего два капкана. Первый — на горбатом увале, в том месте, где соболь поймал и съел сразу двух мышей, а второй — в начале крутой ложбины. Выезжая из ее устья, врезался в самую гущу аралий и при падении сильно оцарапал лицо об их острые шипы.
Я всегда старался держаться подальше от этих безжалостных, густорастущих деревьев. Высотой они обычно метра три-четыре. Ствол голый, без ветвей и сплошь утыкан длинными и прочными, как сталь шипами, напоминающими собольи клыки. Если пройти сквозь заросли аралии сотню шагов, то от одежды останутся одни лохмотья.
