Он мне признался, что с первых же дней знакомства принялся обдумывать и размышлять, почему его влекло ко мне.
— …и пришел я к выводу, что не только внешность твоя незаурядна, но и ты сама, Лариса, необыкновенная барышня! — говорил он с пафосом и иронией.
Я отвечала нечто невразумительное и недоверчивое, вроде «гм, однако, что же во мне такого необыкновенного?».
Он немного подумал и добавил с улыбкой, так вкусно, с явным удовольствием выговорив по буквам эти три слова:
— Ты такая Языческая, Свежая, Непосредственная. От тебя не знаешь, чего ждать. В то время как большинство моих друзей запрограммированы на много лет вперед.
Но я тут же возразила. Я редко в чем с ним соглашалась:
— Неправда, никакая я не язычница. С детства ходила с бабушкой в церковь. Знаю «Отче наш», в отличие от тебя, безбожника. Просто тебе прискучили барышни твоего круга. Даже не знаю почему, но они действительно какие-то однообразные. В этом ты прав. Или высокомерные, спесивые, как Ольга. Или пресные, беспомощные маменькины дочки.
Игорь обнял меня за плечи и терпеливо увещевал, как раскапризничавшегося ребенка:
— Ты несправедлива, Лукреция. Барышни из так называемого моего круга все очень разные. Высокомерные и глупые встречаются, но большинство из них — добрые, невежественные и беспомощные, точно такие же, как в других социальных группах и прослойках. Я верю в генетическую общность. Как люди живут, так они чувствуют и мыслят. В этом смысле на всех нас, конечно, лежит печать своего времени, своего круга. Но я всегда выискиваю редкие экземпляры, такие, как ты, Лара. Эти ярчайшие представители всегда выпадают из классификаций.
Я тоже любила исключения из правил. И с удовольствием слушала мудрые разглагольствования Игоря. От моей скромной персоны он переходил к философским обобщениям. Затем снова возвращался к нашим отношениям. Причем слово «любовь» или хотя бы скромное «нравиться» не произносилось. Поэтому долгое время я даже побаивалась в глубине души, что его интерес ко мне чисто этнографический.
— Десятилетиями искусство и литература метались в поисках выхода из тупика опостылевшего реализма, — примерно так начал Игорь одну из своих лекций, а прочел он мне их немало. — Выходы были — в чистую абстракцию, в вымысел, в путаную и мутную усложненность. Но, побродив в этих дебрях, искусство снова возвращается к «неслыханной простоте», жаждет свежих красок, новой чувственности, нового язычества, аромата лесов и полей вместо голого асфальта и спертого духа аудиторий.
