В то ноябрьское воскресенье я побродила возле факультета по обледенелым аллеям, мимо могучих разлапистых елей, озябла и направилась в библиотеку. Так и есть: народ еще не проснулся, залы почти пустовали. Сначала позволила себе немного расслабиться: утонула в огромном кресле вместе с кипой журналов. Если бы я была богатой и беззаботной женщиной, я бы не бегала по магазинам и салонам красоты, а с утра до вечера читала бы журналы и толстые романы. Потому что я по природе — читатель. И на филфак пошла, чтобы всю жизнь провести рядом с книгами и дело подобрать себе книжное — например в издательстве или редакции.
Но через два часа я напомнила себе, что богатой женщиной едва ли когда-нибудь стану, внутренне стеная и проклиная судьбу, покинула уютное кресло, уселась за стол и раскрыла учебник исторической грамматики. Работа, только работа и еще раз работа — вот мое настоящее и будущее. Я не ждала золотых гор и перемены участи.
Заставив себя, я углубилась-таки в дебри исторической грамматики. Даже не заметила, как рядом замаячило какое-то синее пятно. Залы наполнялись, и я примирилась с соседом. Только бы не шмыгал носом, не шептался, не издавал острых запахов.
Историческая грамматика все-таки великая сила. Она лишает нас воли, разума и способности ориентироваться в пространстве. Я в этом убедилась, когда целую минуту разглядывала своего соседа и не узнавала его. Его! Игорь, подперев кулаком щеку, давно уже изучал меня как диковину, с нескрываемым удовольствием и ехидством.
— Такое лицо у Лукреции Панчатики могло быть только перед казнью, — шептал он, придвинувшись так близко, что наши локти соприкоснулись. — Сколько тоски, отвращения и в то же время готовности принять любые муки…
— Очень дурно! — сурово отвечала я, отодвигаясь от него. — Очень дурно подглядывать за людьми, когда они спят или пребывают в подобных экстремальных ситуациях.
Я постучала пальцем по учебнику. А его лицо мгновенно изменилось. Выражение проказливого, хитрого любопытства слетело. Я его здорово напугала. Он виновато, жалобно взмолился о прощении. Я улыбнулась одними глазами: это означало, что пока моя отповедь несерьезна, но в будущем я могу и рассердиться. Он с облегчением вздохнул и взглянул на меня с большим интересом.
Эту черту характера Игоря я разгадала быстро. Он обожал подглядывать за людьми, анализировать дурное и хорошее в знакомых и близких, коллекционировать какие-то нелепости, несуразности и отклонения от нормы в их поведении. Впрочем, благородные и возвышенные проявления человеческой природы он тоже отмечал. Игорь любил людей, в том смысле, что испытывал к ним не просто любопытство, а здоровый интерес. Я же любила только отдельных представителей, конечно самых лучших. А это несправедливо, эгоистично.
