— Да откуда мне знать это? Я сам был еще совсем маленьким найко[9], когда отец поставил меня к наковальне сюда, в яму, — с тех пор я никуда не ходил дальше переезда. Была ли Цыгания или нет — спроси у гаджо[10]: они лучше знают, они ученые. Мы знаем только одно — то, чего не знают гаджо. Мы знаем, кто, еще не начав работать, уже роет себе могилу. Ты спроси любого гаджо — не скажет. А вот я отвечу тебе: мы, гвоздари. Потому что едва мы выходим из того возраста, когда дробят уголь, как каждому из нас отец дает в руки лопату и говорит:
— Ну-ка, вырой себе яму, сын мой.
Ну и роешь, а когда выроешь, становишься в нее и работаешь, покуда не изведет тебя кашель, Так откуда тебе знать, что было и чего не было? Одно только и знаешь: работать, Чтоб сделать ежедневно кило два костылей, а там — покойной ночи. Гаджо даже невдомек, что ромы работают на него, чтобы у него было красиво дома. Кто изготовляет плотничью скобу? Кто кует рогульчатый гвоздь? А корабельный? А каблучный? — Ром. А кто знает об этом? — Тоже ром. Больше никто не знает. Знают только, что цыгане вшивые, что они крадут и что нет у нас чести. Даже в песне сказано об этом:
Боже, ты кого захочешь
Покараешь, опорочишь;
И меня ты, правый боже,
Покарал жестоко тоже.
Все кричат: гони монету!
У меня ж деньжонок нету,
А с червонцами, пожалуй,
Я б ходил в чести немалой!
Поверьте уж вы мне, старому рому. Случилось это еще тогда, когда наш святой и всемогущий бог раздавал людям ремесла. Послал он святого Петра за цыганом.
А цыган и тогда уже жил в халупе на краю деревни. Заходит к нему святой Петр и видит: лежит цыган на земляном полу, вернее, на соломе, и гоняет мух с живота.
— Ты что это делаешь, морэ[11]? — спрашивает у него святой Петр.
— Разве не видите? — нагло отвечает тот. — Что мне еще делать? Ремеслом не наделили, вот и гоняю мух.
— Неверно это! — говорит святой Петр. — Ступай-ка ты к святому и всемогущему богу, он наделит ремеслом и тебя. Аль ждешь, что господь сам принесет тебе ремесло на подносе?
— Да ладно, мне не к спеху, — говорит мудрый цыган. — Вы присядьте, ваша милость. Жалко, нечем вас попотчевать, но жена моя ушла в село те мангу[12]. Вернется, может, принесет что-нибудь. А покуда ее нет, я все равно не могу уйти из дому.
Чтобы время шло быстрее, цыган начал напевать святому Петру:
Гей, Мими из дому — шасть:
Кукурузу вышла красть!
Обрезает баба стебли,
Чтобы стебли не хрустели.
Но святой Петр собрался уходить, ибо было у него много дел; надо ремесла распределять. Заждался, говорит, его светлейший бог. Скорее всего, ему не по вкусу пришлась песня про Мими, но не захотел он про, это говорить: он был очень деликатным человеком.
