Целых две недели был он без памяти. Отхаживал его возчик Мусай. Геллера трясла лихорадка, он обливался потом. В бреду он все твердил про короля мира, и про «Линори».
А когда поднялся Геллер, то пошел он прямиком к шурину своего друга, к цыгану-гвоздарю, что живет на краю деревни, и нанялся к нему в ученики.
А скрипку он так и не брал с тех пор в руки. Может, даже разбил ее сдуру.
А вообще-то музыканты очень неплохие ребята. Руки у них, что у барышень, берегут они их как зеницу ока. Когда мы были ребятишками, носили мы музыкантам дрова на растопку, воду таскали им, чтобы не случилось чего с их нежными ручками. Многие из них затем весь свет обошли со своими скрипками. А большая часть осталась дома. Одни рано женились. У других на руках остались беспомощные старики. Так вот и ходят эти музыканты по домам, с Новым годом да с пасхой поздравляют. Из них, ясное дело, никогда не получится настоящих музыкантов. Немало бродит по свету и таких горемык, как Геллер. А ведь они лучшего заслужили. Любит цыган погулять и выпить не прочь, так и проживает он все свои деньги! Разъезжать в каретах, пускать пыль в глаза, строить из себя барина — это по-цыгански. Иногда отец семьи — знаменитый премьер-цыган, важнее его в мире не сыщешь, промотает этот премьер все заработанное, и малышня его собирается в оркестр, играет по кабакам. И мать за их счет кормит своего знаменитого мужа. Мальчонка наутро сонный, в класс придет и дремлет. Поучится такой самую малость, а там и вовсе бросает школу, потому что повадится, постреленок, в корчму. Еще молоко на губах не обсохло, а он уж женится. Наделает кучу детей да и становится сам не лучше своего отца.
Так-то с музыкантами. И не диво, что дочки гвоздарей ищут себе в мужья гвоздарей.
Немало я передумал за свою долгую жизнь. И отчего это цыган как только попадет в корчму, так сразу же метит в господа и ломается так же, как те пьяные гаджо, что сорят деньгами в кабаках. И вот цыган начинает строить из себя барина. Ему это нетрудно, деньги у него легкие. Подойдет он к подгулявшему гаджо, уставится ему прямо в глаза и спрашивает, какая песня его любимая… Милый, драгоценный барин, верьте этой скрипке, она какую хотите песню вам сыграет — и уже водит смычком по струнам. Потом пьет стаканчик за стаканчиком, ваше, мол, здоровьичко, а сотенная бумажка уже в кармане. Иногда не обходится, конечно, без издевки. Но ведь цыган все стерпит, на то ведь он и цыган. Пожалуется цимбалисту, обругает за глаза гаджо, а сам изо всех сил подделывается под гаджо. Белит он белилами свою рябую физиономию, и самое большое для него и для его жены горе — если сын черен. «Ой, кало сал, кало сал мро чаво! Ой, как ты черен, мой сыночек!»
