Продолжить отец не успел. Дверь во внутреннюю палату (Игорь предполагал, что это была реанимация) распахнулась, вышел врач лет сорока в зеленом халате, невысокий, кряжистый, с большими ладонями и толстыми пальцами. За ним виден был в проеме двери короткий коридор с аппаратурой, стоявшей вдоль обеих стен.
— Доктор Шипман, — поднялась навстречу Фанни. — Как…
— Сожалею…
Он обвел взглядом каждого, решил, видимо, что ближайший родственник здесь Эхуд, сидевший на стуле с отсутствующим видом, и сказал, обращаясь к нему:
— Понимаете, это было несовместимо с жизнью. Трагическая случайность. Если бы удар пришелся на сантиметр в сторону, она отделалась бы кровоподтеком или сильной царапиной. Но…
Он пожал плечами и еще раз сказал:
— Сожалею.
Игорь не успел среагировать — отец набросился на врача и принялся молотить его кулаками по груди и плечам. Врач, не ожидавший нападения, стоял, покачиваясь и не пытаясь защититься от ударов, потом поднял руки, ухватил Владимира за плечи и резким движением усадил на стул. Игорь пришел, наконец, в себя.
— Извините, — сказал он врачу. — Шок…
Шок был и у него, только Игорь еще не осознавал этого.
Врач повернулся и скрылся за дверью, отгородившей мир, где осталась Тами, от мира, где ее помнили и любили.
Если бы не шок, Игорь не сделал бы того, что сделал. Если бы он рассуждал, а не чувствовал, понимал, а не поддался эмоциям, если бы…
Но он не рассуждал, а чувствовал только, что время уходит, и через минуту будет поздно. Может, через полминуты. Но пока — можно. Если — быстро.
Он опустился перед отцом на колени, взял его руки в свои и посмотрел в его заплаканные глаза. Отец не отвел взгляда, и это было хорошо.
— Папа, — сказал Игорь. — Ты же любишь ее. Не допусти, чтобы она ушла. Ты можешь. Только ты. Ты идешь к ней. Берешь ее за руки. Целуешь в губы. Ты…
Он закашлялся. Бесполезно. Отец не чувствует. Шок. Он не должен понимать, но обязан чувствовать, воспринимать реальность запутанного состояния. Если отец успел отгородиться от мира, ушел в себя, бросился в горе, как в омут, — ничего не получится, Тами уйдет, она уже уходит или ушла, и все бесполезно.
«Я никому ее не отдам, — мелькнула мысль, скорее ощущение. — Потом. Потом я не отдам ее никому, даже тебе, папа. Но сейчас только ты можешь… Если опять не отойдешь в сторону. Пожалуйста».
Отец тяжело вздохнул. Игорь отпустил его руки, но продолжал удерживать взгляд. Он должен был предоставить отца самому себе. Он должен был доверить отцу самому принять решение, самому что-то сделать — немедленно, пока Тами не ушла окончательно (Игорь почему-то был уверен, что это так, врачи, скорее всего, констатировали смерть мозга — классического объекта, но если мозг находился — и в этом Игорь был также уверен — в режиме квантового компьютера, то смерть еще не наступила, и перепутанное состояние позволяло…).
