По сообщениям газет и радио, ведомые праведным гневом граждане уже отомстили мне чем могли, вломившись в мою крысиную мансарду, перебив стекла и распатронив пожитки, унеся что можно с собой. После чего ненавистный народу чердак денно и нощно держался полицией под охраной.
Передовица в "Нью-Йорк пост" отметила, что полиция вряд ли сумеет обеспечить меня требуемой защитой, столь многочисленны и столь полны вполне понятной жаждой убийства были мои враги. Да тут батальон морской пехоты требуется, беспомощно вздыхала "Пост", чтобы держать меня под охраной до конца дней моих.
"Нью-Йорк дейли ньюс" высказала мнение, что самое гнусное свое военное преступление я совершил, не покончив с собой, как джентльмен.
Гитлер, выходит, был джентльмен.
"Ньюс", кстати сказать, опубликовала и письмо Бернарда О'Хэа, того самого, кто арестовал меня в Германии и недавно прислал письмо мне с копиями во все концы.
"Я с этим типом, хочу расправиться собственноручно, — писал О'Хэа. — Я заслужил, чтобы его отдали мне на единоличную расправу. Ведь это я поймал его в Германии. Знай я тогда, что он улизнет, тут же на месте шею б ему свернул. Если кто наткнется на Кэмпбелла раньше меня, пусть ему скажет, что Берни О'Хэа уже мчится из Бостона без пересадки".
Как отмечала "Нью-Йорк тайме", то, что приходится терпеть и даже защищать такую мразь, как я, является одним из необходимых условий функционирования истинно свободного общества — условий, приводящих в исступление, но неизбежных.
Рези узнала, что правительство США выдавать меня Республике Израиль не собирается ввиду отсутствия соответствующего юридического механизма.
Однако правительство США обещало открыто и досконально рассмотреть мое обескураживающее дело, точно определить статус моего гражданства и установить, почему я не был предан суду.
Правительство выразило также легкое недоумение касательно того, что я до сих пор находился в стране.
"Нью-Йорк таймс" опубликовала мой снимок в куда более молодые годы, мой официальный фотопортрет нацистского функционера и идола международного эфира. Не помню точно, какого он года, кажется — сорок первого.
Арндт Клопфер, фотограф, который меня снимал, вон из кожи лез, стараясь снять меня под Христа работы Максфилда Пэрриша[7], у которого тот всегда выходил, будто намазанный кольдкремом. Он даже сделал мне нимб над головой, мастерски осветив задний план туманным отблеском лампы. Но это он не просто ради меня старался, он всех снимал с нимбом, и Адольфа Эйхмана тоже.
