Над камином висел хромолитографический портрет Адольфа Гитлера, убранный черным шелком.
Я оказался раздет до своего солдатского белья и укрыт покрывалом под леопардовую шкуру. Застонав, я сел, отчего у меня в глазах все поплыло. Взглянув на свое леопардовое покрывало, я пробормотал что-то несуразное.
— Что ты сказал, милый? — спросила Рези. Она сидела подле меня, но я не заметил ее, пока она не заговорила.
— Неужто, — пробормотал я, плотнее завернувшись в шкуру, — неужто мы попали к готтентотам?
27: Хранители огня…
Мои здешние референты, расторопные и толковые молодые люди, подобрали мне фотокопии статьи из "Нью-Йорк таймс" о смерти ЛАСЛО ШОМБАЗИ, человека, удавившегося предназначенной мне веревкой.
Так что и это мне тоже не приснилось.
Отмочил он этот номер на следующий день после того, как меня избили.
По словам газеты, он эмигрировал в США после того, как в рядах борцов за свободу сражался в Венгрии с русскими, был братоубийцей, поскольку застрелил своего брата Миклоша, заместителя министра просвещения Венгрии.
Прежде чем заснуть вечным сном, Шомбази написал записку и пришпилил ее к брючине. Об убийстве им своего брата в записке не было ни слова.
Была жалоба на то, что ему, признанному в Венгрии ветеринару, не позволили практиковать в Америке. Он много чего горького нашел сказать об американской свободе. Ему она показалась иллюзорной.
В последнем своем фанданго паранойи и мазохизма Шомбази завершил посмертное письмо намеком, будто раскрыл секрет излечения рака. А врачи-американцы, мол, лишь смеялись над ним, когда он пытался передать им его.
Ладно, хватит о Шомбази.
Вернемся в комнату, где я очнулся после избиения: это и был тот самый подвал, что оборудовал для Железной Гвардии Белых Сынов Американской Конституции покойный Август Крапптауэр, подвал дома Лайонелла Дж. Д.Джоунза, доктора богословия и медицины. Где-то наверху работал печатный станок, выпуская тираж номера "Уайт Крисчен Минитмен".
Из какой-то другой подвальной комнаты, неполностью звукоизолированной, доносились идиотски монотонные звуки стрельбы в цель.
Первую помощь после избиения оказал мне молодой Авраам Эпштейн, живущий в нашем подъезде доктор, который констатировал смерть Крапптауэра. Из квартиры доктора Рези позвонила доктору Джоунзу за советом и помощью.
— Почему Джоунзу? — спросил я.
— Он казался мне единственным человеком в стране, которому можно доверять, — объяснила Рези. — Единственный, о ком я знала точно, что он — на твоей стороне.
