Вот, стало быть, и все про нацистов и меня. Родись я в Германии, вырос бы я, надо полагать, нацистом, лупил бы евреев, поляков и цыган, так, что только бы трупы из сугробов торчали, да грел бы душу потаенным сознанием собственной праведности.
Такие вот дела.
Если подумать, то у этой моей истории есть еще одна очевидная мораль: уж коли ты мертв — то мертв.
А вот и еще одна приходит в голову: люби, пока можешь. Это полезно.
Айова-Сити, 1966 год
От редактора:
Готовя к публикации исповедь Говарда У.Кэмпбелла-младшего, я столкнулся с произведением, суть которого оказалась куда более глубокой, нежели стремление осветить либо исказить события в зависимости от обстоятельств. Кэмпбелл был не просто человеком, обвиняемым в совершении особо тяжких преступлений, но и писателем, одно время снискавшим известный успех как драматург. Назвать его писателем — значит признать, что одних лишь требований ремесла было достаточно, чтобы заставить его лгать; и лгать, не видя в том никакого греха. Назвать драматургом — значит еще строже предостеречь читателя, ибо кто способен лгать изощреннее человека, лепившего жизни и страсти в мире столь гротескно неестественном, как мир театральной сцены.
А теперь, высказавшись о лжи подобным образом, я отважусь заметить, что ложь, сотворенная во имя художественного эффекта, — в театре, например, а то и в исповеди Кэмпбелла — может в высшем смысле явиться наиболее прельстительной формой истины.
Отстаивать сию точку зрения я и не собираюсь. Полемика не входит в мои обязанности редактора, которые сводятся лишь к тому, чтобы в наилучшем виде выпустить признания Кэмпбелла.
Текст я почти не правил. Лишь убрал орфографические ошибки да снял несколько восклицательных знаков. Курсив весь мой.
В ряде случаев я изменил имена, дабы не причинить беспокойства или чего еще похуже невинным людям, которые и по сей день живы. Так, например, под именем Бернарда О'Хэа, Гарольда Дж. Спэрроу и д-ра Абрахама Эпштейна скрываются в данном повествовании совсем иные лица. Также вымышлены армейский личный номер Спэрроу и название, коим я окрестил отделение Американского Легиона: никакого отделения Американского Легиона имени Фрэнсиса Донована в Бруклине нет.
В одном лишь месте может подвергаться сомнению моя дотошность, нежели точность самого Говарда У.Кэмпбелла-мл. Речь идет о части Главы Двадцать Второй, где Кэмпбелл цитирует три своих стихотворения и по-английски, и по-немецки. Английские тексты в рукописи совершенно ясны. Немецкие же их варианты, восстановленные Кэмпбеллом по памяти, так исчерканы и замараны правкой, что их и не всегда разберешь. Кэмпбелл гордился своими литературными успехами в немецком, к литературному же своему мастерству в английском относился безразлично. Самоутверждаясь в этой гордости, он снова и снова перерабатывал и переделывал стихи, написанные по-немецки, так, видимо, никогда и не удовлетворяясь достигнутым.
