— Надеюсь, нам позволят выбрать десерт самим? — спросил Майрон.
— Нет. Тебе — ореховый торт а-ля мод. А мисс Калвер… — Питер сделал внушительную паузу, словно привидение из мультфильма.
Джессика выжидательно улыбнулась.
— Уж не хотите ли вы сказать…
Питер кивнул.
— Банановый пудинг с ванильными вафлями! Остался последний кусок, и я сберегу его для вас.
— Спасибо, Питер.
— Всякий делает то, что в его силах. Вино захватили?
В ресторане «У Баумгартена» не держали спиртного.
— Забыли, — ответила Джессика, дразня Питера лукавой улыбкой. Ее глаза лучились искорками, словно лазерный меч в «Звездном пути».
— Пошлю кого-нибудь через дорогу, пускай принесут бутылку шардонне «Кендалл-Джексон».
— У вас отменная память.
— Нет. Я помню только самое важное.
Майрон закатил глаза. Питер чуть заметно поклонился и исчез.
Джессика посмотрела на Майрона, продолжая улыбаться. Майрон чувствовал себя испуганным и беспомощным и вместе с тем испытывал неистовую радость.
— Прости меня, — сказала Джессика.
Майрон покачал головой. Он боялся открыть рот.
— Я никогда не… — Джессика запнулась, не зная, как выразиться. — В моей жизни было немало ошибок. Я глупа и действую себе во вред.
— Нет, — отозвался Майрон. — Ты само совершенство.
— Сними шоры с глаз, и ты увидишь меня такой, какая я есть на самом деле, — театральным голосом произнесла Джессика, прижав руки к груди.
Майрон на миг задумался.
— Ария Дульсинеи из «Дон Кихота Ламанчского», — наконец вспомнил он. — Только там поется не о шорах, а о пелене, застилающей глаза.
— Ну ты даешь!
— Уин крутил «Дон Кихота» в машине, — ответил Майрон. Это была их любимая игра — «угадай мелодию».
Джессика принялась переставлять стакан, оставляя на скатерти отчетливые отпечатки мокрого донышка. Постепенно из них возникла олимпийская эмблема.
— Мне и самой невдомек, что я хочу сказать тебе, — произнесла Джессика. — Я и сама не знаю, чего хочу. Позволь признаться еще кое в чем, — добавила она, подняв взгляд.
Майрон кивнул.
— Я приехала сюда, потому что была уверена, что ты поможешь. И это правда. Но была и другая причина.
— Я знаю, — ответил Майрон. — Но пытаюсь поменьше думать об этом. Боюсь.
— Как же нам быть?
Вот она, долгожданная возможность; впрочем, Майрон надеялся, что будут и еще, поэтому спросил:
— Ты раздобыла личное дело сестры?
— Да.
— Прочла?
— Пока нет.
— Что же мешает нам заняться этим прямо сейчас?
Джессика кивнула. На столе появились хрустящая утка и голубь с орешками. Джессика вынула бурый бумажный конверт и вскрыла его.
