– Вы меня хорошо поняли?
Киселёв хотел было что-то сказать, но не смог.
Он только кивал и смотрел в монитор, не в силах сконцентрироваться ни на словах, ни на лице профессора. Изображение было расфокусировано, а слова профессора потихоньку превратились в непонятный шум, наложенный на звуки какой-то знакомой народной песни.
Двое крепких здоровяков в костюмах санитаров упаковывали в смирительную рубашку человека, при этом продолжая непринужденно беседовать между собой.
– Ещё один, твою ж мать! Уже третий буйный за сегодня, этого вчера к нам с другого отделения перевели.
– Ага, весна, у них всегда в это время обострение.
– Поаккуратней, а то царапается! Мне сказали, он кинулся на медсестричку, чуть не разодрал ей шею.
– Да я вижу, что с ним нужно пожестче. Этот придурок прикидывается котом, у него вроде «шурочка», а на той неделе мне пришлось с дерева «скворечника» снимать, ну того мужика, который вечно в черных пиджаках ещё ходит и считает, что он грач. У него ещё фамилия звучная такая, птичья, как же его… Птицын… Воробьев… А, точно! Вспомнил! Соловьев!
– Смешно, твою мать, фамилия Соловьев, а считает себя грачом. По ходу с фантазией у него не алё! Это тот, который ходил во дворе и жучков, да кошачьи какахи с земли клевал носом?
– Ага! Он самый. Забавный типок. Хорошо, что успели снять, а то он хотел с дерева сигануть, увидел, что грачи прилетели, уже руками начал махать и каркать, а у него ещё швы толком не зажили после трепанации.
– Да уж, весело! Слушай, ты футбол вчера смотрел?
– Не… не получилось, я тёще на даче помогал, запрягла меня, не отвертишься.
– Федя, а ну тормози! Дай-ка я посмотрю его морду! – самый крупный из санитаров взял своей ручищей лицо Киселева и посмотрел ему в глаза, ворочая его лицо из стороны в сторону, пытаясь разглядеть внимательно его черты.
– Кисель! Ты, что ли? —заржав в конце фразы, как конь, спросил санитар.
Киселёв посмотрел на здоровяка, пытаясь напрячь память, потом его глаза резко расширились, он яростно зашипел и, резко дёрнувшись, чуть не схватил Шмурдякова за его огромный переломанный нос. Санитар отскочил от него и наотмашь припечатал Киселёва оплеухой.
– Прикинь! – обратился Шмурдяков к своему коллеге. – Я с этим придурком в одном детдоме учился! Он и тогда от меня выхватывал лещей. Ботан страшный был. Вечно зубрил, книжки какие-то умные читал. Забавно его теперь здесь видеть, видать, переборщил с книгами.
Два санитара в унисон заржали, как жеребцы.
