Пеня не выдержала и поскребла свой животик.
На третий этаж поднялся молодой симпатичный человек.
Вернее, самый обычный, но симпатичный был рост и широкие плечи. Длинный плащ аккуратно висел на его руке. Он длинными пальцами мягко провёл по своим черным кудрям, почесал подбородок.
Боже мой, да он вылитый Марк Аврелий. Видела его портрет в учебнике и сразу влюбилась. Рядом с таким не стыдно идти рядом. Он большой и сильный, а я маленькая и хрупкая.
— Вот за этим парнем ты будешь, — хором зачирикали бабушки.
«Марк Аврелий» посмотрел на Пеню, равнодушно кивнул и уставился на висевший напротив него санбюллетень. Теперь было видно, насколько у него несимпатичный нос и оттопыренные уши.
«Не, не Марк Аврелий. И пусть меня „забросают репой“, он скорее Веспасиан».
На рукаве у него увидела белый волос. «Уж не мулами ли он торгует»? — хохотнула начитанная Пеня.
Не найдя больше недостатков у парня, заскучала и принялась рассматривать свои пальцы. Тонкие, красивые. На правой пять, и на левой пять. Когда в садике стащила у подруги конфету, то всю ночь не спала и ждала шестого. Но сколько лет прошло, ничего в количестве не изменилось. Но не конфета там была, а один раз пережёванная жвачка. Вкус был слабый, но сладко пахло мятой. Долго её хранила под подушкой.
А вот мизинец кривоват. Да, нужно не показывать мизинцы, а то, что про неё подумают?
Мигнула красная лампочка над кабинетом 312 для парня с некрасивым носом.
От того, что она в шаге от врача, Пеню нисколько не радовало. Может, перепустить очередь? А если вообще уйти?
Живот нестерпимо чесался.
Нельзя.
Пеня опустила руки вдоль тела и на всякий случай подогнула несовершенные мизинцы.
Ещё раз посмотрела на унылое алоэ, дрыгающие кроны деревьев, краснопузую бессемейную девочку на плакате. Пересчитала пальцы, сбилась. На душе становилась тревожнее. Взмокли ладони и хотелось заорать: « АААААА».
Парень выбежал из кабинета, лампочка ехидно мигнула и Пеня медленно открыла белую дверь.
За столом, заваленным бумагами, сидел очень полный мужчина лет сорока и что-то писал в медицинской карточке. От старания высунул кончил языка и порывисто сопел. Казалось, что пишет не историю болезни, а эротический роман. Доктор не был похож на героя-любовника. Рыхлое тело провалилось на кресле куда-то в бок, подвинуться к столу мешал внушительный живот. Из рукава несвежего халата выглядывала кисть, покрытая обильными волосками. Да и пальцы его были маленькие, пухлые, какие бывают у мясника.
