Она пыталась его поднять.
— Отойди.
Васька встал на четвереньки, проверил наличие рук, ног и пополз в сторону подъезда, заваливаясь то в правую, то в левую сторону. Моряки не сдаются. Дверь за ними захлопнулась, и наступила тишина.
Голубь слетел с крыши, немного покружил над двором и приземлился на козырёк окна. Собака почесалась, откопала косточку и улеглась её грызть. Кошка дремала на окне подвала. Ничего не нарушало гармонию мира.
Через час из подъезда вышла дворник Петрова с метлой, окатила взглядом двор. Ей всё не нравилось.
— Ты что, псина, разлеглась. Кыш!
Дружок быстро вскочил, схватил кость и нырнул в кусты.
— Сам блохастый, и на нас заразу переносишь, — не унималась Петрова.- А на днях Ваську за штанину укусил. Да ты бешеный. Да, да, бешеный!
Голос её становился всё громче, пронзительней и взлетел до визга. Она длинной метлой била по кустам. Видимо, попала псу в бок. Он взвыл и выпрыгнул из укрытия и стал бегать по двору, ища место защиты. По привычке забрался в картонную будку. Его в доме никогда и никто не трогал. Дом для любого живого существа крепость. Дворник Петрова этого не знала и стала бить по железной крыше. Звук взрывался в ушах. Его невозможно было выдержать.
— Так вот где твоё логово. А ну, вали отсюда, не хватало только, чтобы ты Ваську моего съел.
Домик повалился набок, Дружок едва успел из него выскочить. Остался один выход, бегом из двора. Петрова побежала за ним, подстёгивая метлой. Волосы вылезли из платка и казались живыми шипящими змеями. Сейчас она была похожа то ли на бабу Ягу с метлой, то ли на Медузу Горгону.
Пёс быстро пересёк арку, вылетел на улицу. Его сразу оглушил новый поток жизни: резкие звуки, незнакомые запахи, чужие лица. Подхватил, сжал и понёс. Вырваться было невозможно.
Петрова, прихрамывая, вернулась во двор, приставила к двери подъезда метлу и стала поправлять волосы. Взглядом зацепила сидящего на карнизе своего окна голубя.
— А я думаю, кто весь двор обгадил. А он сидит тут ангелочком. Ты посмотри, зараза в перьях, во что карнизы превратил. На днях Васенька на скамейке в дерьмо твоё вляпался, сутки орал, нервы свои портил. Для восстановления здоровья денег требовал на бутылку. А ну, пошёл отсюда.
Голубь её не слышал. Сердце билось всё медленнее, медленнее. Смертельный холод потёк по лапам, наполнил грудь, сковал крылья. Голова закружилась, тело потеряло чувствительность. Голубь падал вниз, и последняя счастливая мысль билась его в голове: « Правильно умираю, не падалью буду».
