«Герр лейтенант» на мгновение как будто задумывается, потом хмуро, ни на кого не глядя, бросает непонятное:
— Эршиссен!
— Эршиссен? — удивленно переспрашивает светловолосый юнец, и Саша видит, как он бледнеет, как дрожат его губы. — Абер да ист дох айн зойглинг!
«Зойглинг? Что такое зойглинг?» Наконец вспоминает: младенец. «Ах! — она пятится, прижимая дочку к себе. — Что он сказал о тебе, моя доченька? Что они хотят сделать? Не дам! Я никому тебя не отдам! Не бойся!» А сама вся задрожала, оглянулась вокруг, готовая бежать.
Аня, понимая ее душевное состояние, стала рядом, сжала руку. А «герр лейтенант» в это время что-то сердито выговаривал молодому. Тот стоял смирно, кивал в знак согласия головой, но лицо его еще сильней побледнело. Если б Саша и Аня понимали по-немецки, они услышали бы страшные слова:
— Ты долго учился, Грабель, но, как вижу, без пользы. Ты плохо усвоил главное — учение нашего дорогого фюрера. Не для того мы начали войну и пришли сюда, чтоб разводить здесь слюнявую интеллигентскую гуманность. Каждый русский, малый и старый, — наш враг. Ты хочешь, чтоб я их отпустил, а они привели бы сюда русских солдат и те устроили на нас облаву? Этого ты хочешь?
Грабель молчал.
— Курт, я поручаю это тебе, — обратился лейтенант к третьему, который за все время не проронил ни слова. — Там, в яме, где лежит лесник. И так же — в упор из пистолета… Без лишнего шума.
Солдат снял винтовку и направился к ним.
Аня заслонила собой Сашу.
— Пошли, — правильно по-русски сказал молчаливый, приветливо улыбаясь. — Пошли… другая путь… — он показал рукой на просеку.
Голубоглазый как бы очнулся и, не подымая головы, объяснил:
— Вас поведут на другую дорогу, по этой нельзя ходить…
«Он лжет! Лжет! Не верьте!» — чуть не вырвался из Сашиной груди крик, но Аня все крепче и крепче сжимала ее руку и тянула за собой.
— Идем, Шурочка.
«Они задумали что-то страшное», — хотела сказать ей Саша, но почему-то и на этот раз ничего не сказала, а послушно повернулась и пошла за Аней. Сзади донесся голос лейтенанта:
— Курт! Дэн зойглинг дарфст ду нихт эршиссен!
«Эршиссен?.. Эршиссен?.. Нихт эршиссен? — повторяла Саша последнее слово, но вспомнить, что оно значит, никак не могла. — Нихт — не… Что не? Что они не сделают с тобой, моя доченька? Что они задумали сделать с нами? А как же ты останешься без меня? Надо у них спросить. Пускай скажут. Ведь люди же…»
Саша оглянулась. Солдат улыбнулся ей, кивнул головой. А те двое стояли на просеке и глядели им вслед.
