Похмелье | страница 34



– Работа, нельзя.

– Ладно, забей.

– Я бы правда с радостью, но…

– Да не парься ты. Лучше скажи. Ты вот счастливый человек?

К таким вопросам редко можно быть готовым. Тем более от пьяного гостя, одиноко сидящего в углу ресторана.

– Даже не знаю.

– Тогда в чем вообще заключается твое счастье?

– Официантское?

– Нет, человеческое.

Он снова застал меня врасплох. Я все время размышлял над тем, почему продолжал барахтаться в этом озере, почему начались эти 5 или 6 дней и почему они не хотели заканчиваться.

Я всеми силами скрывался и бежал от реальности, потому что нынешняя реальность мне не очень нравилась. Мне не нравилась моя работа, не нравилось, как я зарабатывал деньги, и не нравилось, как их тратил. Я понимал это, но по каким-то причинам не мог ничего с этим поделать. Я продолжал ломать голову над тем, почему несчастлив, совершенно забыв подумать о том, что делает меня счастливым.

Дядька освободил меня от груза ответа на этот вопрос. Сделал еще один большой глоток и сказал:

– Фу. Гадость все-таки редкостная. Я знаешь, че думаю. Счастье-то – оно в спокойствии, в балансе. А вот Толстой, мудак блять, говорил. Что стремление к спокойствию – это блять душевная подлость. Или трусость, хер его знает. Так вот, сижу и думаю теперь. Это я трус или все-таки Толстой сраный мудак?

После этих слов мужик поднял палец вверх, резко выдохнул и почти залпом допил свой бокал виски. Я всегда думал, что его нужно пить немного по-другому. Видно, что ему было плевать. После такого глотка мужичок раскашлялся и стал жадно глотать воздух.

– Даже не знаю, – вставил я свои тихие 5 копеек.

– Как это не знаешь? Ты че, хочешь сказать, что я трус, получается?

– Не в этом смысле…

– Ладно, проехали. Шучу я. Давай все-таки нормального вискаря с тобой попьем. Без всяких там ноток торфа, бензина и прочего.

Говорил он как-то оживленно и почти радостно. Может, увидел во мне родную душу. Я выглядел уставшим, был достаточно пьяным и иногда, как и многие, считал себя одиноким. Может быть, поэтому мое лицо выглядело так, словно в него можно было много и с энтузиазмом говорить.

Я выбрал виски по своему вкусу. Попросил Рому, чтобы он налил два рокса. Поставил бокал с виски мужику на стол и чокнулся с ним своим бокалом. Он подмигнул, можно было нести виски в каюту и устроиться поудобнее, чтобы забить свою голову очередной порцией самокопания.

Вряд ли меня можно было назвать одиноким. Были вполне здоровые родители, которым я мог позвонить. Оставались какие-то ошметки друзей, которым я мог написать.