Поезд на Иерусалим | страница 17



Докторша-фея внимательно следила, как он заглядывал в глаза пластмассовым фигуркам, бросив ёрзать по кушетке. В конце концов она предложила подарить их, но Ян в испуге отказался. Нельзя было позволить доброй тётке остаться без прикрытия. Вместо этого он затащил маму на рынок, и там, после небольшого скандала насчёт злобных современных мультяшек, ему купили таких же.


Ян пытался перенять от Спайдера и Бэта бойцовскую хватку. Самым главным в этом деле ему казались их лица. Он держал своих приятелей под рукой, чтобы – когда накатит муторный дух – сделать такую же отважную гримасу. Волна отступала, подступала вновь… Когда Ян стал ходить в школу, Вражья осада повисла на нём ярмом. Приходилось корчить рожи прямо на уроке, пугая одноклассников. Никто не хотел с ним дружить, бывали насмешки. Но Яну было всё равно: он ведь защищал их таким образом от Врага! Возвращаясь домой, он ужасно хотел отдохнуть и поиграть. Голова становилась как воздушный шарик, куда потихоньку, понемногу просачивался ядовитый газ.

Тогда он не выдерживал.

Тогда пластиковые бойцы в его руках, потеряв самообладание, шли разрушать. Валить стены. Отрывать головы и руки, колёса и кабины. Только когда ни одной целой игрушки не оставалось, наваждение отступало. Ян оставался один над своим поверженным царством, пристыженный и растерянный. Тогда он ненавидел за слабость двоих защитников, но ещё больше – себя: ведь были-то они в его руках! А насытившийся Враг довольно ворчал где-то поблизости, готовя новый удар.


В конце концов Янова мать, устав от причуд сына и беспомощности врачей, повела его после школы не домой, а в совсем другое место. Они долго ловили попутку у дороги, пока пятничный день серел и тускнел, и, наконец, остановили желтушный запорожец. Глазастая машина понравилась Яну, но внутри оказалось душно и тошно. Наконец мать вытащила его, полусонного, на незнакомую улицу.

– Всё, добрались. Прячь своих дураков пластмассовых и веди себя радибога смирно.

Ян очень нехотя уложил охранников в рюкзачок: когда мама говорила так строго, выбора не оставалось. Он не успел спросить, что такое «радибога», потому что увидел перед собой удивительный дом.

У дома было сразу две крыши. Остроконечная, как у чудесной башни замка фей, и округлая, похожая то ли на богатырский шлем, то ли на верхушку дворца в «Аладдине».

Внутри здание оказалось ещё более диковинным: все стены в узорах и рисунках, а в глубине этого длинного зала громоздилась череда картин. Над ними висело золотое солнце. Вместо лампочек в полутьме горели свечи. От них тянуло воском и теплом.