«Что, если я уже опоздала?»
– Ничего, – принялась успокаивать она себя вслух. – Ничего, надо только найти, где тут выход. Я же совсем недолго тут пробыла, ничего страшного. Надо попросить того белого господина… Он такой вежливый, он согласится проводить. Он-то наверняка знает, где у них выход…
Она изо всех сил потянула ручку чемодана и поволокла его за собой. Маруся пыталась найти дорогу обратно, но на пути встречались только незнакомые отделы. Вот её окружили керамические цветочные горшки, так напоминавшие об уюте и заботе. Как было бы приятно рассадить в каждый по цветку, по утрам поливать растения тёплой и чистой водой, никуда не торопясь… Потом сесть у окна в сени льняных занавесок. Взять чашку чая и блюдечко варенья, а к нему – ломоть домашнего душистого хлеба, испеченного собственными руками… Лишь такая жизнь и заслуживает называться жизнью!
Тут же горшки сменились рядами чашек и блюдец. Рядом возникла дощатая стоечка с полотняными мешочками: «Иван-чай».
«Здесь всё такое настоящее», – бормотала Маруся. Она не обращала уже внимания ни на москитно зудящие лампы, ни на туманную полутьму, что смывала ряды товаров, стоило отойти от них. Маруся уже никуда не торопилась. Здесь было всё, что ей нужно. Даже хлеб. Настоящий, не заводской – крестьянский. Хлебушек насущный.
– Из печи… Подовый… Бездрожжевой на хмелю и меду… Мука для нашей выпечки перемолота на каменных жерновах… – читала Маруся на обёртках батонов и упивалась этими словами. И это, между прочим, были бумажные обёртки, а не дрянная плёнка.
– Прошу прощения! – донеслось откуда-то издалека. Маруся не обратила внимания. Она уже входила в выставочный зал, неожиданно открывшийся ей среди услужливо отступивших стеллажей.
Этот небольшой зал представлял собой комнату.
Изящная, из цельного массива мебель расположилась полукругом. Вот тёмный высокий буфет: его открытые полки утопали в причудливых сплетениях резных листьев, но ещё больше вкуса было в инкрустированных вставках на дверцах. Обеденный стол покрывала тонкая льняная скатерть. Её нарочитая простота, её умеренная грубость лишь подчёркивала изысканность тканых салфеток с золотистой нитью. Ножки стульев и банкеток – о да, банкеток! – были подобны миниатюрным стройным колоннам. Маруся осторожно подошла и провела пальцем по обивке. Неброский рисунок, на первый взгляд – одноцветные полосы; лишь тот, кто знает толк в качестве, заметит в них мелкий узор и пёструю плотную нить.
