Примерно через две минуты Козиков позвонил и Полежаев, изобразив озабоченность на лице, засобирался в министерство на «чрезвычайной важности совещание».
Раньше он использовал такой трюк, чтобы сбежать на какой-нибудь мальчишеский праздник, но сейчас ему было не до «пацанских» забав. Он решил обсудить ситуацию, в которой оказался, с Володей по телефону, а затем, если понадобится, идти «с повинной» к эпидемиологам.
Зажав в руке выданную ему впопыхах заботливой женой пластмассовую колбочку с нитроглицерином, он вышел во двор и направился в сторону набережной. По пути он набрал Козикова и изложил вкратце суть проблемы. Володька поначалу только мрачно сопел на другом конце линии.
– Что я тебе посоветую, Коля? – Начал он, очевидно, взвешивая каждое слово. – Иди к нашим ведомственным врачам, конечно. Придумай какую-нибудь вразумительную легенду, как ты встретился с китаянкой этой, чтобы не позориться на весь мир, и… готовься, Коля, к худшему.
– Спасибо, друг, утешил. – Сердито сказал Полежаев.
– Посмотри, Николай, правде в глаза. – Словно не услышав обиду в словах коллеги, сказал Володя. – У нас в ведомственной, может, и самые сильные врачи, но они не волшебники, не разработают тебе вакцину за неделю или за три дня – какой там инкубационный период?
– Три, вроде. – Прошептал Полежаев, неожиданно ясно осознав свои перспективы.
– Постарайся никого не заразить, друг. Я тебя прошу, если я могу обращаться к тебе с такой просьбой.
– Да, я всё понимаю, Володь. Всё. Пока. – Дальше говорить было свыше его сил, тяжёлый мягкий ком подкатился к гортани, и он прервал соединение.
Николай Порфирьевич шёл по пустынной набережной, подгоняемый в спину начинающим свежеть ветром.
– Да-а. Вот тебе и сон в руку. – Мрачно думал он.
Остановившись у тяжеловесных гранитных заграждений набережной и уставившись угрюмо на тёмную маслянистую гладь Москвы-реки, Полежаев в сердцах выкинул нитроглицерин в воду.
Он пытался освежить воспоминание об оказавшемся пророческим сне, привидевшемся ему накануне. Как и герой его сна Николай Порфирьевич пытался понять, как прожил он свою жизнь, что останется после него, кроме кучек помёта, раскиданных по городам и весям необъятной его родины, да двух отпрысков, которые породят себе подобных, которые тоже породят себе подобных, и так далее – до тех самых пор, пока не оборвётся цепь рождений и смертей рода человеческого.
– Дочка в Штатах. – Думал Николай Порфирьевич. – Сын… Про этого придурка вообще говорить нечего. Пятая колонна в семье видного чиновника, блин.
